Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Так, имя Стюарт можно записать в виде Сы-ту при помощи двух фонетических знаков, которые в то же время употребляются для обозначения по-китайски служащего, соответствующего английскому «стюард». Аналогичным образом, фамилию Вудбридж (Woodbridge, «деревянный мост») можно записать в виде У-бань-цзяо, где У обозначает фамилию, а бань-цзяо фактически значит «дерево-мост». Здесь я к слову хотел бы привести китайское имя, которым меня в шутку наградил один китайский ученый: Гэ-эр-бо, где Гэ обозначает фамилию, а эр-бо – нечто вроде «утонченный, просвещенный».


Рис. 44. Китайское слоговое письмо фаньце


Примеры слоговой письменности, основанной на так называемом принципе фаньце, впервые появляются в китайском языке еще в V или VI веке н. э. Этот принцип, первоначально применявшийся лишь эпизодически, чтобы помочь при чтении редких и трудных словесных знаков, в начале XX века развился в полноценную систему, которая какое-то время пользовалась определенным успехом в провинции Хэбэй и в некоторой степени также и в провинции Шаньдун. Этот силлабарий (рис. 44) состоит из 62 знаков, которые делятся на 50 начальных и 12 конечных знаков. Простые знаки пу, бу, му и т. п. используются, естественно, для соответствующих слогов пу, бу, му и т. д., но, когда возникает необходимость выразить слог, не имеющий соответствующего знака в силлабарии, в дело вступает принцип фанъце. Тогда слог записывается двумя имеющимися в силлабарии знаками: одним начальным и вторым конечным. Так, слог мин записывается знаками ми-эн, ю – и-у, цзяо – цзи-ао и т. д. Слоговые знаки, как видно из рис. 44, явно представляют собой сокращенные формы стандартного китайского письма.

Протоэламская, протоиндийская и критская системы

Общей чертой этих трех систем является то, что все они еще не расшифрованы или расшифрованы лишь частично. Поэтому в их рассмотрении мы будем вынуждены ограничиться прямыми фактами и постараемся избежать домыслов относительно внутренних характеристик системы.

Протоэламская письменность впервые появляется в Сузах, столице древнего Элама, и ее можно примерно отнести к так называемому джемдетнасрскому периоду после 3000 г. до н. э.


Рис. 45. Древнейший тип протоэламской письменности


Древнейший тип этой письменности встречается на нескольких сотнях глиняных табличек, по-видимому хозяйственного назначения (рис. 45). Ни один из нескольких сотен знаков этого письма пока не имеет достоверной интерпретации. Единственный сравнительно надежный результат дешифровки – это истолкование некоторых числительных знаков и подтвержденное существование десятичной системы счисления. Более развитая форма протоэламского письма, тоже нерасшифрованная, встречается примерно на дюжине каменных надписей староаккадского периода, датируемых примерно 2200 годом до н. э. На рис. 46 изображена часть предположительно двуязычной надписи, написанной на староаккадском и протоэламском языках. Это письмо нового вида, состоящее из весьма ограниченного количества знаков – до сего времени открыто лишь пятьдесят пять, – сильно отличающихся по форме от знаков предшествующего периода.


Рис. 46. Протоэламская надпись староаккадского периода


В последние полвека в разных местах долины Инда обнаруживались печати с необычными знаками, вызвавшие большой интерес во всем мире. Однако лишь в 1924 году археологический департамент правительства Индии предпринял первые систематические раскопки древних руин, сегодня известных под названием Хараппа и Мохенджо-Даро, в которых было найдено множество текстов. В последующие годы еще больше надписей аналогичного характера обнаружилось в Чанху-Даро. На этих раскопках были извлечены на свет памятники культуры глубокой древности, о которых, как ни странно, индийская традиция ничего нам не говорит. Их до сих пор не расшифрованная письменность состоит примерно из 250 знаков, встречающихся в коротких надписях на печатях, керамике и медных табличках (рис. 47).


Рис. 47. Протоиндийское письмо


Датировка этой протоиндийской письменности установлена при помощи сравнительной стратиграфии на основе сопоставления с месопотамскими находками. Письменность возникла во второй половине третьего тысячелетия до н. э. и после недолгого существования в течение нескольких веков исчезла так же внезапно, как и появилась.



Рис. 48. Критское иероглифическое письмо А


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология