Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Иногда на значение могут указывать не только словесные знаки, образованные при помощи разных методов, но и так называемые принцип позиции и принцип контекста ситуации, о которых мы подробно говорили выше.

Из этого краткого рассмотрения различных классов словесных знаков с очевидностью следует, что один знак может выражать и на самом деле выражает множество разных слов. Один знак может обозначать не только группу слов, связанных по смыслу, но и – с появлением фонетизации – слов, сходных по звучанию, но не связанных по смыслу. Это простая логография в чистом виде. В отличие от семасиографии, в которой такой знак, как СОЛНЦЕ, передает значение «солнце» и все связанные с ним идеи, например «яркий, свет, ясный, блестящий, чистый, белый, день» или даже «солнце светит, день настал» и т. д., в логографии знак имеет лишь столько значений, сколько существует слов, которые привычно и традиционно с ним связаны. Так, в шумерском языке знак СОЛНЦЕ выражает не менее семи слов, и все они связаны с основным смыслом «солнце», а в китайском знак СОЛНЦЕ сам по себе обозначает только слова «солнце» и «день», тогда как слово цин, «чистый, ясный», выражается комбинацией знака «солнце» со знаком «цвет»; слово мин, «яркий, блестящий», – комбинацией знака «солнце» и «луна»; а слово «белый» – знаком с неизвестным смыслом, очевидно не имеющим никакого отношения к солнцу. Аналогично, в египетском слова «солнце, день, белый, свет» передаются рисунком солнца, но слово txxnx, «сияющий», записывается другим знаком, отличным от знака солнца. Нет таких логографических систем, в которых знак может обозначать определенную идею со всеми связанными с нею ответвлениями, так же как нет практически ни одного случая в этих знаковых системах, когда знаки, будучи написаны, не предназначались бы для выражения слов или, будучи прочитаны и истолкованы, не соответствовали бы словам речи. Почти все такие случаи, которые большинство филологов называют «идеографией», оказываются при близком рассмотрении ошибочными. Когда автор хочет выразить слово с помощью словесного знака, который может обозначать множество слов, он всеми доступными средствами постарается сделать так, чтобы читатель наверняка истолковал этот знак именно в том смысле, который автор в него и закладывал. Прибавление к основному словесному знаку семантических и фонетических индикаторов, применение принципа позиции и принципа контекста ситуации – все это приемы, ведущие к достижению этой цели.

В связи с полемикой «идеография против логографии», которая в настоящее время разгорается в филолого-лингвистических кругах, стоит, быть может, отметить следующее: все шумерские и аккадские грамматики используют термин «идеография», но при этом Фалькенштейн, Фридрих и Пебель (по его устному заявлению) образуют небольшую, но заметную группу ученых, не согласных с этим термином. Египтологи единодушно отдают предпочтение термину «идеография». В области хеттологии я сам пользовался термином «идеограмма», но позже отказался от него в пользу термина «логограмма». Что касается китайского языка, то тут интересно отметить, что еще в 1838 году гениальный франко-американский ученый Дю Понсо определил китайскую письменность как «логографическую» или «лексиграфическую», а не «идеографическую». Употребление термина «идеограмма» Г.Г. Крилом было подвергнуто критике со стороны Питера А. Будберга.

Слоговые знаки

Хотя с введением фонетизации появилась возможность выразить все звуки языка в письменной форме, все же ребусный способ письма оказался недостаточным для практического применения. Системы, которые позволяли бы выразить слово mandate, «мандат», рисунком человека (man) плюс рисунок финика (date), или рисунком человека плюс рисунок финиковой пальмы (date), или даже рисунком человека плюс рисунок юноши и девушки (date, свидание), можно считать вполне походящими для современных ребусных загадок с их элементом умственной гимнастики, но они явно не отвечают практическим потребностям системы письма, где наибольшее значение имеют быстрота и точность чтения. По этой причине в скорейшем времени пришлось договориться о том, чтобы одинаковые слоги в разных словах писались одинаковыми знаками. Таким образом, из числа многих возможных знаков нужно было бы выбрать один, который означал бы слог man независимо от того, в каких словах он встречается: man, mankind, mandate, woman и т. д.; аналогично следовало бы выбрать знак и для слога date, в каких бы словах он ни встречался: date, mandate, candidate и т. д. Конечно, каждое из этих слов можно было бы также передать с помощью словесного знака, если таковые существуют в системе, но слоговым способом эти слова можно было бы написать только знаками, взятыми из общепринятого силлабария.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология