Читаем История письменности. От рисуночного письма к полноценному алфавиту полностью

Конечно, в течение долгого времени язык может использовать несколько письменностей. Так, например, персидский язык сначала выражался разными видами клинописи, затем пехлевийским и авестийским письмом и, наконец, арабским алфавитом. Если бы Иран последовал примеру Турции, как он еще может сделать, то, вполне возможно, мы бы увидели персидские тексты, написанные латинскими буквами. Евреи сначала использовали ханаанскую систему письменности, а уже позднее разработали на основе арамейской собственное – scriptura quadrata, квадратный шрифт. Древний египетский язык имел собственную письменность, а коптский, прямой потомок египетского, использовал алфавит, созданный на основе греческого.

На переходных стадиях для одного и того же языка могут одновременно применяться две разные системы письма. Введение латиницы в Турции в 1928 году не ликвидировало полностью прежний арабский алфавит. Но в то время как старшее поколение может пользоваться и пользуется обоими алфавитами, младшее знает только латинский. Нет никаких сомнений, что вскоре прежняя арабская письменность в Турции окончательно исчезнет.

Это правда, что язык, как правило, выбирает лишь одну письменность в качестве средства выражения, однако не существует никаких факторов, ограничивающих количество письменностей, которыми может пользоваться какой-либо язык. Культурное преобладание той или иной страны часто приводит к заимствованию ее письменности менее развитыми в культурном отношении соседями. В древности вавилонский был лингва франка всего Ближнего Востока, степень его распространения можно сравнить с латынью в Средние века. С вавилонским языком пришла месопотамская клинопись. Многие грамотные и неграмотные народы древнего Ближнего Востока приняли клинопись для своих языков, а затем из нее развился ряд местных разновидностей. Так, эламиты, хурриты, урарты и богазкейские хетты выражали свои языки в клинописи. В последующие периоды греческий, латинский, русский и арабский алфавиты использовались и до сих пор широко используются многими языками.

Наряду со случаями, когда произнесенное слово ярче и выразительнее своего письменного аналога, бывают и другие, когда написанное слово эффективнее служит своей цели, нежели устная речь. Мы знаем, каким мощным влиянием обладают слова, произнесенные с церковного амвона или политической трибуны. С другой стороны, есть науки, такие как математика, столь насыщенные сложной символикой, что лишь письменность способна выразить их кратко и эффективно. Действенность речи часто усиливается за счет применения письменных знаков. Так, даже в школьных классах мы часто используем доски, чтобы помочь ученикам наглядно представить вещи, трудно воспринимаемые на слух.

Письменность часто оказывается выразительнее речи. Это особенно верно в отношении пиктографических систем, то есть письменностей, подобных египетской, где в точности сохраняется форма рисунков. Так, например, в устном предложении: «Я положил мирру в вазу» – нет никаких указаний на размер и внешний вид вазы. В рисуночной письменности эту вазу можно сделать большой или маленькой, придать ей определенный цвет и определенную форму по собственному усмотрению. Иногда дополнительную информацию можно передать с помощью непроизносимых детерминативов, например, прибавить к рисунку вазы детерминативы, обозначающие камень или металл.

Письменность и искусство

Изучением письменности с художественной точки зрения до сих пор полностью пренебрегали. Хотя главное назначение письма состоит не в художественном эффекте, а в практической записи и передаче сообщения, письмо во все времена имело в себе эстетические элементы. В этом отношении письменность подобна фотографии, поскольку и у первой, и у второй практические цели стоят на первом месте, но в то же время они способны оказывать эстетическое воздействие.

Эстетическая функция иногда бывает настолько преувеличена, что письмо уже служит для украшения, таким образом пренебрегая своей основной коммуникативной целью; вспомним, например, арабское орнаментальное письмо, красивое, но трудночитаемое, или чрезмерно надуманные и вычурные надписи современной рекламы.

Письменность в своем эстетическом – не утилитарном – аспекте является одной из форм искусства вообще. В этом качестве письменность играет свою роль в общем развитии искусства и часто демонстрирует черты, характерные для других его проявлений. Можно отметить, например, что округлость каролингского почерка идет рука об руку с округлостью романской архитектуры, в то время как более поздние готические шрифты отличаются угловатостью и заостренностью, характерными для готической архитектуры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Бить или не бить?
Бить или не бить?

«Бить или не бить?» — последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их социальный и педагогический смысл, насколько они эффективны и почему вдруг эти почтенные тысячелетние практики вышли из моды? Или только кажется, что вышли? Задача этой книги, как сформулировал ее сам И. С. Кон, — помочь читателям, прежде всего педагогам и родителям, осмысленно, а не догматически сформировать собственную жизненную позицию по этим непростым вопросам.

Игорь Семёнович Кон

Культурология