Я остановился на некоторых событиях и явлениях последних лет, которые, на мой взгляд, наглядно иллюстрируют современный вектор движения российской истории и эволюции Российского государства. Ему никогда не удавалось стать правовым, хотя попытки такие имели место неоднократно, и в книге мы уделяем им немало внимания. Но неудача постсоветской попытки стала не просто очередной в этом историческом ряду. Ей, судя по всему, суждено стать веховой в отечественной истории. И дело не только в том, что попытка эта впервые сопровождалась конституционным закреплением принципов правового государства, что оказалось недостаточным для их жизневоплощения. Дело в самой природе постсоветского государства, выявившейся в последнее время.
Российские и зарубежные эксперты все чаще говорят о том, что «государства в России нет». Но если его нет, то что есть? Ведь все государственные институты — политическая и судебная власть, армия, полиция, службы безопасности — формально наличествуют. В чем же тогда смысл тезиса об отсутствии государства? И значит ли это, что раньше оно было, а исчезло лишь в последние годы? Так вопрос обычно не ставится, а он-то и представляется самым важным.
В нашей книге российская история рассматривается как циклическое чередование милитаризаций и демилитаризаций жизненного уклада населения. Милитаризация — это когда управление обществом осуществляется как управление армией, что рельефнее всего проявилось при Петре I и Сталине. Демилитаризация — это когда к «государству- армии» дозировано подсоединяются неорганичные для него элементы правовой законности и индивидуальной экономической мотивации, что происходило в послепетровский и послесталинский периоды (особенно интенсивно во времена перестройки и в первые постсоветские годы). Но демилитаризации всегда влекли за собой для «государства-армии» неразрешимую проблему. Общество, не знавшее никакого иного понятия ни о государственном, ни об общественном интересе, кроме военного, начинало рассыпаться. Консолидации оно не поддавалось и застревало в стратегически неустойчивом состоянии, когда прежние государственные устои размывались, а выход в правовое состояние не получался. Он не получался, так как блокировался и сохранявшимся остовом «государства-армии», и непримиримым противостоянием частных и групповых интересов, возникавшим при наложении на этот остов иноприродных ему элементов, и описанным в книге социокультурным расколом общества. Происходило
Можно, конечно, вслед за некоторыми современными аналитиками говорить о том, что в такие периоды имеет место «возрождение политического» в его понимании Карлом Шмитом, т.е. в смысле противостояния «друг-враг». Но желательно при этом помнить и об особенностях такого возрождения в России, где оно всегда происходило в границах традиционной милитаристской идентичности.
Из тупиков послепетровской демилитаризации, прошедшей ряд этапов и растянувшейся почти на два столетия, большевики вывели Россию в следующий, еще более жесткий милитаристский цикл, восстановив на новой основе «государство-армию». А после смерти Сталина опять началась демилитаризация, тоже многоэтапная, сопровождавшаяся беспрецедентным распадом военной сверхдержавы в мирное время. Новое же Российское государство, образовавшееся на развалинах прежнего, изначально ориентировалось на нормы и принципы западной цивилизации, на присущие ей институты и ценности.
Под флагом этих ценностей — свободы, рынка и демократии — произошел слом коммунистического режима. Но все они при соприкосновении с отечественной культурой, чуждой идее права, вели к поглощению государства легитимированными частными интересами, к его, как тогда говорили, приватизации. Не было больше и такого традиционного для России стимула государственной консолидации, как военная угроза: общество еще в годы перестройки убедили в том, что на ядерную державу «никто нападать не собирается». В результате же демилитаризация, бывшая дозированной даже при Горбачеве, пошла так далеко, как никогда прежде. Вместе с переходом от плановой экономики к рыночной и учреждением института частной собственности (с сопутствующей приватизацией собственности государственной) происходило разрушение самого остова «государства-армии». Государства, устойчивость которого поддерживалась привилегированным хозяйственным статусом военно-промышленного комплекса и столь же привилегированным социальным статусом людей с погонами. И еще издавна присущим этому государству военным принципом служения, в советские времена именовавшимся «беззаветным», а во времена более отдаленные — служением «верой и правдой».