Однако по мере того, как политический и правовой смысл «уникальной цивилизации» становился все более очевидным, негативная международная реакция на происходившие в России события ужесточалась. Парламентские выборы 2011 года и президентские выборы 2012-го европейские наблюдатели оценили гораздо критичнее, чем позволяли себе раньше. Но эту, как и последующую критику по другим поводам, российские власти игнорировали и игнорируют. Однако они вынуждены реагировать на ситуации, когда критика, идущая извне, сопровождается законодательными санкциями со стороны других государств. Так случилось после принятия в США закона по делу российского юриста Сергея Магнитского — закона, запрещавшего въезд на американскую территорию людей, причастных к насильственной смерти Магнитского в московском следственном изоляторе20
.Ответ же на этот закон в виде закона «антимагнитского», запрещающего усыновление американцами российских детей, включая инвалидов, вскрыл едва ли не самую существенную особенность «уникальной цивилизации» в ее современной модификации. Он показал, что идея суверенитета, реализуемая вне и помимо идеи права, может воплощаться не только в вольном обращении с принципами законности и справедливого правосудия. Она может воплощаться и в том, что мораль государственного патриотизма («не отдадим наших детей американцам!») ставится выше морали гуманистической. То есть амбиции государства и интересы самосохранения неправовой политической системы
7. Русская православная церковь (РПЦ)
не только оказывала и оказывает светской власти поддержку в ее курсе на выстраивание особого «государства-цивилизации», но и проявляет в этом отношении все большую активность. Если пользоваться изложенным в нашей книге представлением о том, что цивилизации отличаются друг от друга разными комбинациями силы, веры и закона, то в современной России мы обнаружим доминирование силы, легитимируемой служителями веры при произвольном обращении власти с законностью. Но для исполнения этой функции нужен высокий статус в обществе самой веры, нужно ее восприятие людьми как ядра своей идентичности. В том, что дело обстоит сегодня именно так, Церковь, похоже, не уверена, и потому ее руководитель считает нужным предупреждать даже о возможности «утраты веры», что представляется ему «главной угрозой для России». Если так будет продолжаться, то «можно будет говорить о конце нашей национальной истории. Не будет веры — не будет России»21 . Заглавной ролью православной веры и определяется Церковью своеобразие российской цивилизации и, соответственно, российского государства.Эта цивилизация, согласно РПЦ, является частью цивилизации европейской (христианской)22
, но отличается от ее западной ветви. У них разные традиции и стандарты, которые нельзя отождествлять. «Между тем, когда нам говорят о „европейском пути" развития, как правило, имеют в виду подражание и воспроизводство западных политических и культурных моделей». Однако «подражание, копирование всегда уступает подлиннику, так как в нем отсутствует оригинальное начало, подлинное авторство. За редчайшими исключениями копия и по качеству своему отстает от подлинника; и тот, кто творит копию, поставляет себя в подчиненное положение по отношению к автору оригинала <.> Поэтому строить цивилизацию на основе подражания означает детерминировать развитие таким образом, что оно в принципе всегда будет отставать от тех, кто рождал и рождает подлинник»23 . Это относится и к государству — оно должно созидаться при сохранении «верности ценностям собственной тради- ции»24 . О какой же традиции идет речь?