После того как эти устои были демонтированы, случилось то, что не могло не случиться в ситуации, когда не было даже проекта иного государственного устройства, основанного на альтернативной «беззаветному служению» идее права. Случилась замена «государства-армии», где вместо закона — приказ,
Я не стану сейчас останавливаться на том, как это «государство», в котором его глава выступает в роли верховного арбитра, контролирующего наиболее крупные сделки, их соответствие установленным неписаным нормам, реально функционирует. Скажу лишь о том, что в лице своих представителей оно продает свои услуги, будь то возможность воспользоваться каким-то узаконенным правом или получить право не узаконенное, не только тем, кто в это «государство» не включен. Оно являет собой и рынок внутри самого себя, где конкурируют, борясь за монополию, ведомства и кланы, формируемые, в том числе, и по родственному принципу, представители каждого из которых могут выступать и продавцами, и покупателями. И еще, наверное, надо отметить, что в «государстве» этом, наряду с куплей-продажей, можно обнаружить и более архаичное обогащение посредством грабежа, когда гражданская и силовая бюрократия действует в союзе с криминальными структурами — тоже, разумеется, на основе взаимовыгодных сделок.
Но это как раз и позволяет говорить о фактическом исчезновении государства как такового. Оно по самой природе своей не предназначено для игры на рынке, где конкурируют частные интересы частных лиц, руководствующихся соображениями личной выгоды. Его предназначение — быть гарантом интереса общего, т.е. соблюдения законодательно установленных безличных правил поведения, единых для всех. Если же его служители беззаветно служат прежде всего самим себе, если выходят со своими услугами на ими же созданный теневой рынок, если могут безнаказанно вмешиваться в дела бизнеса, то это значит, что в стране государства нет. «Государство-рынок» — это не государство.
В книге показано, как возникали его контуры в 1990-е годы и как оно укреплялось в начале ХХ! века, меняя свою первичную «олигархическую» форму на более органичную для него бюрократическую. Укрепление проявлялось в том, что политическая субъектность концентрировалась в фигуре президента, подчинившего себе законодательную, исполнительную и судебную власти и обеспечивающего «государству-рынку» легитимность и верховный арбитраж. Фактически представители всех ветвей власти были превращены в чиновников, которым был открыт широкий доступ в пространство рыночной свободы. И, что особенно важно, он был открыт и силовым структурам, призванным субъектность президента и утвердившийся при нем социальный порядок охранять. Проблема, однако, заключалась в том, чтобы согласовать выстроенную чиновно-силовую «вертикаль власти» с демократически-правовыми циви- лизационными стандартами, следовать которым обязалась Россия.
«Государство-рынок» в его новом воплощении 2000-х годов соответствовало этим стандартам еще меньше, чем в воплощении прежнем, на что Запад не мог не обращать внимания, требуя соблюдения российскими властями принятых на себя обязательств. Одновременно он наращивал свое влияние на постсоветском пространстве, которое материализовалось в «цветных революциях», а после них проявилось в планах относительно присоединения бывших советских республик к НАТО. Ответом на эти вызовы и стала мюнхенская речь В. Путина, открывшая новый период постсоветской истории. Период, когда российское «государство-рынок» стало претендовать на особый цивилизационный статус, но, будучи интегрированным в рынок глобальный и заинтересованным в расширении своего присутствия на нем, при сохранении курса на партнерство с Западом в вопросах экономики и международной безопасности. Как это происходило и что из этого получалось, я и попытался выше в самых общих чертах описать.
Осталось сказать лишь о том, что «государство-рынок» подошло к той черте, когда его неспособность обеспечивать социальный порядок и инициировать развитие (модернизацию) становится очевидной не только для людей, недовольных способами, которыми оно поддерживает свое самосохранение. Его несостоятельность становится очевидной и для политического руководства страны. И, пытаясь вернуть этому «государству» политическую и моральную субъектность, Кремль, начиная с 2012 года, действует в двух основных направлениях.