Можно сказать, что милитаризация, достигшая пика при Петре I, и стала ее, России, особым путем в Новое время. И именно так, по-моему, стоит толковать упоминавшиеся выше констатации В. Ключевского и других старых русских историков. Они писали не об универсальных закономерностях, производных от войн, военных угроз или чего-то еще, а об индивидуальных особенностях российской государственности. О том же, вслед за ними, написали и мы. Войны и угрозы свою роль тоже сыграли, но она может быть понята только в контексте конкретных исторических вызовов.
Кстати, едва ли ни самый распространенный упрек, который приходилось слышать во время личных бесед с профессиональными историками, — это упрек в большом количестве ссылок в книге на В. Ключевского. Среди них почти общепринятым стало мнение, высказываемое порой и публично, что он устарел. Но когда спрашиваешь, какие именно из констатаций В. Ключевского, нами приводимых, современной исторической наукой опровергнуты, ответ получить затруднительно. Это касается и «
Следы «советскости» или, говоря его словами, «генетической родственности» с «советской марксистской системой фраз и идейных архетипов» обнаружил в нашей книге и Д.А. Коцюбинский. Определив эту «генетическую родственность» как «государственничество», он обосновал свою оценку следующим образом: «Люди просто почитали Ключевского, Гумилева и еще несколько книг и написали еще один вариант. Вариант, уже архаично смотрящийся, не адекватный развитию исторической науки в мире и в России <...> Вариант развития России в русле государствен- нической школы XIX столетия от Киевской Руси через Владимирско-Суздальское княжество к монархии Рюриковичей и романовской империи, эпохе Петра I и т.д. до истории СССР. Если вы помните советские учебники, то они так и писались: от государства Урарту до Брежнева. В этой книге вообще отсутствует упоминание о том, а как, собственно, развивалась именно либеральная компонента в истории России. Речь все время идет о том, как происходило становление государства. И потому получается, что, допустим, новгородская ветвь развития — тупиковая с этой точки зрения, а московская — плодотворная, потому что она способствовала консолидации нации <. > Это даже не Ключевский, который все-таки пытался написать не историю государства, а историю общества, и хотя его взгляды носили государствен- нический характер, он пытался преодолеть эту парадигму <...> Либеральные историки, пытающиеся представить либеральный взгляд на российский исторический процесс, в конечном счете скатываются к <. > фатализму государственнического саморазвития этой огромной евразийской державы, которая либерализма так и не породила, породит ли его дальше — неизвестно, но мы все-таки в это верим. Вот, собственно, квинтэссенция их посылок»50
.Допускаю, что Даниил Александрович готов предложить другую периодизацию российской истории и со временем это сделает. Пока же он ее не представил. Допускаю также, что он прочитал больше книг, чем авторы критикуемой им работы, приложил больше усилий для их переосмысления, и о результатах его труда мы тоже узнаем. А если говорить по существу, то предметом нашего исследования действительно является история Российского государства. И главный вопрос, который нас интересовал, заключается в том, почему оно сложилось и развивалось именно так, как сложилось и развивалось, и почему альтернативные ему либеральные тенденции («либеральная компонента») до сих пор в нем не возобладали. Никакого идеологического или политического «государственничества» я в таком выборе предмета исследования не вижу.
Наш оппонент полагает, что либеральное мировоззрение предписывает историку исследование не государства, а общества. Думаю, что ничего такого оно не предписывает. Хотите изучать историю российского общества — изучайте, полезность такой работы, которая давно уже ведется, было бы нелепо отрицать. Но вам все равно придется ответить на вопрос, почему субъектом развития оно до сих пор не стало, почему либерально-демократические импульсы, из него исходящие, государством постоянно гасились, почему либерализм в России всегда политически проигрывал, так и не сумев до сих пор твердо стать на ноги.