История России

Наряду с упреками в приверженности советской методологии, встречаются и упреки в приверженности ей же по принципу «наоборот». Мол, содержание книги «антисоветское», но при этом в ней обнаруживаются «четкие априорные схемы, род­ные братья Марксовых, просвещенческих» и марксистское же выметание «со двора истории всех деталей». Плюс к тому еще и навязывание авторами истории страны, начиная с Древней Руси, «борьбы трех сил — общества, бизнеса и власти» с исполь­зованием для характеристики последней таких насилующих историю терминов, как «вертикаль власти» и «бюрократия». И общий вывод: авторы написали книгу, руко­водствуясь своими либеральными политическими убеждениями и схематично ин­терпретируя в соответствии с ними все описываемые события. Более того, сами убеждения эти таковы, что в результате получился «взгляд на историю с точки зре­ния ЮКОСа»⁵⁶ .

Этот отзыв, обнаруженный мной в одном из блогов, интересен тем, что пе­рекликается с оценками книги, которые неоднократно приходилось слышать в ходе публичных обсуждений и частных бесед. Суть таких оценок в том, что мы вольно или невольно следуем марксистской традиции с ее схематизмом и ориентацией на отыскивание неких «закономерностей», определяыющих ход истории. Мне кажет­ся, что критики не правы, но начну все же с того, в чем с автором отзыва можно со­гласиться.

Согласиться можно с тем, что ряд терминов, возникших для обозначения явле­ний относительно позднего времени, используются нами применительно к временам, в которых таких явлений не было. Это касается, помимо названных автором, и других терминов — такого, скажем, как «бизнес». Дабы уменьшить недовольство читателей, наделенных особо тонким теоретическим слухом, мы в третьем издании книги заме­нили некоторые из них более строгими и исторически уместными терминами. Но пол­ностью устранять их не стали по той простой причине, что их использование соответ­ствует нашему исходному замыслу. Мы писали текст, апеллируя к современному историческому сознанию, соотносящему, как и всегда, прошлое с настоящим и буду­щим, а настоящее и представления о будущем — с прошлым. И своими метафорами, раздвигающими границы между временами, мы хотели оказать этому сознанию по­сильную терминологическую помощь.

А теперь о главном. Мы действительно руководствовались при написании книги своими либеральными убеждениями, о чем в самом ее начале и сказали. Это прояви­лось в проходящем через всю книгу сопоставлении российской истории с европейской в их притяжениях и отталкиваниях, что тоже не всем понравилось. Но мировоззрен­ческого волюнтаризма в интерпретации событий мы пытались избежать. Готовы вы­слушать на сей счет любую критику. Но ее пока нет.

При определенном умственном и эмоциональном настрое можно, конечно, сказать, что история России написана нами «с точки зрения ЮКОСа». Однако дока­зать это, как мне кажется, не получится. В том числе и потому, что саму историю с ЮКОСом мы рассматриваем, исходя не столько из интересов этой бывшей нефтя­ной компании, сколько из того, как сложившиеся отношения власти и бизнеса, ко­торые проявились, в том числе, и в «деле ЮКОСа», соотносятся с интересами страны и ее населения. Да, этот ракурс присутствует и в описании других периодов россий­ской истории, но обнаружить в нем «борьбу трех сил — общества, бизнеса и власти» можно только при самодовлеющем желании отыскать в нем «марксистские» следы. К тому же и «бизнес» не представлен в книге как нечто такое, что вне «общества», да и само понятие «общество» мы, из соображений терминологической корректно­сти, по отношениям к ранним историческим стадиям не используем вообще.

И никаких других «априорных схем» на марксистско-просвещенческий манер нет у нас тоже. Есть концептуальные ракурсы рассмотрения, но они не априорные, а заданные эмпирически. Можно обсуждать, насколько продуктивны, скажем, ракурсы социокультурного раскола или чередующихся циклов милитаризации-демилитариза­ции, но у нас не было нужды привносить их в историю, поскольку они в ней наличест­вуют и обнаружить их не так уж сложно. Разумеется, «все детали» через эти познава­тельные призмы, как и любые другие, не рассмотришь, но это не значит, что детали «со двора истории» выметаются вообще. В свою очередь, продуктивность тех или иных ракурсов проверяется не количеством приведенных деталей, а тем, насколько предла­гаемые ракурсы позволяют эти детали интерпретировать и, если позволяют, то на­сколько убедительно. Возможно, кто-то обнаружит детали, которые высвеченную нами картину разрушают. Что ж, тогда возникнет и предмет для содержательного раз­говора, на сегодня отсутствующий.