История России

«Социалистический плюрализм», по мысли Горбачева, должен был создать широ­кий простор для открытого обсуждения любых вопросов с единственным ограниче­нием — противоборство позиций должно было оставаться в историческом пространстве «социалистического выбора» (народов СССР) и «коммунистической перспективы». Это была попытка соединить средневековый идеологический универсализм с универ­сализмом второго осевого времени, который с претензиями какой-либо идеологии на привилегированный статус несочетаем. Но даже при таком ограничении горбачев­ская формула лишала партийное руководство монополии на интерпретацию и полити­ческую конкретизацию базовых идеологических абстракций. Допущение же на этом поле конкуренции, да еще при создании для нее институциональной основы в виде от­носительно свободно избранных советов обнаружило отсутствие у «социалистическо­го плюрализма» фиксированных границ и строгих критериев, которые позволяли бы их установить.

Невозможно было, например, объяснить, почему «социалистический плюрализм» исключает право критики партии и ее лидера. Невозможно было объяснить, почему со­юзные республики, имевшие конституционное право выхода из СССР, не могут им вос­пользоваться. Невозможно было объяснить, почему к публичному диалогу не должны допускаться сторонники социалистической идеологии в ее западном социал-демокра­тическом толковании, а если должны, то как избежать диалога с ними о частной собственности, которая этой идеологией не отрицается, и самом плюрализме, который ею не ограничивается. В доперестроечные времена то, что объяснению не поддавалось, объяснялось силой. Отказ от ее использования против инакомыслящих при допущении даже усеченного идеологического плюрализма неизбежно переводил систему из состо­яния кризиса в состояние распада. Потому что ограниченный плюрализм в условиях неимитационной свободы имеет свойство превращаться в неограниченный.

Демократизация поставила коммунистическую партию, а вскоре и возглавляв­шего ее Горбачева под огонь критики. Это вызвало раскол самой партии по идеологи­ческим и национальным линиям, сопровождавшийся все более массовым выходом из нее. Распад единственной в стране надконфессиональной и надэтнической идеологи­ческой структуры стал фактическим свидетельством исторической исчерпанности и социалистической идеи, и имперской государственности — не только советской, но и российской. Он показал, что социалистическая идентичность советских народов бы­ла ситуативной и преходящей, в культуре не укоренившейся. Он показал также, что державно-имперская идентичность, не подпитываемая внешними военными угроза­ми и победными войнами, свой консолидирующий ресурс утрачивает: подписанные в декабре 1991 года Беловежские соглашения, санкционировавшие ликвидацию СССР, были восприняты спокойно даже в Российской Федерации, не говоря о других советских республиках.

Распад коммунистической системы выявил несовместимость советского социа­лизма и советской империи с демократией и правовым типом государственности. Од­нако он выявил и нечто другое: на большей части постсоветского пространства, вклю­чая Российскую Федерацию, возникли новые, несоциалистические разновидности имитационно-демократических и имитационно-правовых государств. Почему так по­лучилось — вопрос отдельный и самостоятельный, и мы вернемся к нему в главе о посткоммунистической России. Предваряя же его рассмотрение, еще раз отметим, что страны, народы и их элиты способны создать лишь то, к чему они подготовлены предшествующей историей. На смену исторически изжитым формам жизнеустрой­ства может прийти лишь то, что нажито в процессе изживания.

Демократически-правовая государственность может утвердиться только при дос­таточно высокой развитости частных производительных интересов и культурной уко­рененности в сознании широких слоев населения идеи интереса общего. От этого за­висит качество личностных ресурсов, которыми располагает страна, а от них, в свою очередь, зависит и тип ее государственности. Разумеется, зависимость эта обоюд­ная — то, что государством отторгается, существенно повлиять на него не может. Но и отторгать оно в состоянии лишь то, что в культуре еще не возобладало, что является в ней маргинальным.

Мы могли наблюдать, как частные интересы сочетались с интересом общим в до­советской России, как осуществлялась в ней мобилизация личностных ресурсов в раз­ные сферы жизнедеятельности и как это сказалось на судьбе самодержавной государ­ственности и событиях, последовавших за ее обвалом. Посмотрим теперь, как обстояло дело в Советском Союзе и что он оставил в данном отношении постсоветской России.

Глава 19

От «беззаветного служения» к приватизации государства