История России

Давно замечено, что московская централизованная государственность строилась по модели патриархальной семьи, глава которой имел неограниченную власть над до­мочадцами. «Домострой» XVI века, представлявший собой свод правил поведения для горожанина, отцу семейства предписывал «наказывать сына своего в юности его», не испытывать жалости, «младенца бия», а детям — беспрекословное повиновение. При этом целью «Домостроя» было не ужесточение, а смягчение нравов, упорядочивание отцовского произвола, царившего в городских и сельских, «элитных» и «низовых» семь­ях — в данном отношении страна была культурно однородной. Законодательство той поры (и долгое время после) тоже было «отцецентричным». Оно фиксировало лишь обязанности детей по отношению к родителям; права же последних практически не ограничивались. До середины XVII века родители не несли никакой ответственности даже за убийство детей. Реально же, учитывая бесправное положение женщины, речь шла о бесконтрольной власти главы семьи (в деревне — «большака»). На этой культур­ной матрице и основывалась неограниченная власть царя-самодержца, ее легитима­ция. Грозный царь в данной матрице — не аномалия, а норма. Согласно «Домострою», грозным, т.е. внушающим страх, должен был быть и любой глава семьи¹¹⁸ .

Попытки использовать модель патриархальной семьи для обоснования единовлас­тия князя имели место во Владимиро-Суздальской земле и в домонгольский период¹¹⁹ . Однако тогда она была нереализуема; идеал единолично властвующего на всей террито­рии князя-отца не мог быть воспринят в условиях, когда ему противостоял идеал вече­вой, а князей было много, и все они в своих уделах были «отцами». Но он мог быть вос­принят после того, как почти вся территория, подвластная ранее Рюриковичам, оказалась под властью одного монгольского царя, стоящего над всеми русскими князьями. Транс­формация привычной модели патриархальной семьи в модель централизованной госу­дарственности произошла в значительной степени благодаря колонизаторам. Они же, сами того не желая, способствовали внедрению в народное сознание идеи единства Рус­ской земли, потому что беду они на эту землю принесли единую, общую для всех.

Московские князья стали персонификаторами авторитарно-монархического («отцовского») идеала вовсе не потому, разумеется, что были наместниками ордын­ских ханов. В конечном счете, они стали таковыми как освободители Московии от Ор­ды. Не по факту победы над ней в решающем сражении (таковой не было), а просто потому, что Орда исчезла, а Москва осталась. Однако предпосылки своей легитимации в принципиально новой для себя роли были заложены московскими князьями еще во времена Ивана Калиты.

После получения им монгольского ярлыка на великое княжение надолго прекра­тились разорительные и кровавые монгольские набеги, ставшие кошмаром для не­скольких поколений¹²⁰ . Наместники колонизаторов и сборщики дани для Орды, не за­бывавшие при этом о собственных интересах и не отличавшиеся щепетильностью в выборе методов и средств, они тем не менее принесли на подвластную монголам территорию мир и относительную безопасность, что уже само по себе не могло не спо­собствовать их легитимации¹²¹ . Поэтому именно московские князья в итоге оказались победителями и получили возможность строить государственность в соответствии с новым массовым идеалом. Но этот идеал не содержал в себе никаких ограничений для трансформации «князебоярской» модели правления в самодержавную. Более того, он такой трансформации благоприятствовал, потому что боярам и прочему «началь­ству» — как особому слою с особыми полномочиями — в нем вообще не было места.

Однако отсюда же проистекали и трудности функционирования государственно­сти, выстроенной посредством перенесения на уровень большого общества культурной матрицы патриархальной семьи. Они отличались от тех, которые существовали в до­монгольской Руси, переносившей на этот уровень двухполюсную племенную модель властвования, но тоже были значительными.

В патриархальной семье между отцом («большаком») и другими домочадцами нет никаких промежуточных звеньев: в ней полновластие одного сочетается с равенством в бесправии всех остальных. В ней может быть конкуренция за симпатии «большака», у последнего могут быть любимчики, но не может быть никаких частных и групповых интересов, противостоящих интересу общему, монопольно представляемому и реали­зуемому главой семьи. Если же такие интересы проявляются, то они подлежат подавле­нию семейным самодержцем. В государственной жизни без промежуточных управлен­ческих звеньев не обойтись и многообразие частных и групповых интересов устранить невозможно — ведь речь идет о тысячах людей, с большинством из которых правитель в жизни даже не пересекается и лично проконтролировать их не в состоянии.