История России

Между тем в Европе такая обусловленность уже тогда становилась достоянием истории. К тому же и изначально в европейском феодализме вассалы обязаны были службой по договору наделявшим их землей сюзеренам, т.е. частным лицам, а не госу­дарству, между тем как на Руси подобная практика не укоренилась вообще. На этой ос­нове утверждалось в Европе и право частной земельной собственности, постепенно превращавшееся из условного в безусловное. Возникновение европейских абсолют­ных монархий, происходившее примерно в те же времена, когда в Москве утвержда­лось самодержавие, сопровождалось концентрацией политической власти в руках мо­нархов и их противоборством с крупными феодалами — порой не менее кровавым, чем в опричной Московии. Но само право собственности в Европе оставалось незыб­лемым и в зависимость от государственной службы не ставилось.

Московия развивалась иначе. При обусловленности землевладения службой частные интересы изначально выступали здесь как проекции интереса общего, персо­нифицированного в лице московского государя, который превращался одновременно в верховного собственника. Никакой альтернативы такому сочетанию интересов «от­цовская» культурная матрица в себе не содержала. Поэтому ни старомосковские боя­ре, ни «княжата» воспрепятствовать утверждению самодержавия были не в состоянии. И система местничества, и Боярская дума, состав которой формировался государем с учетом местнической иерархии, не столько противостояли этой тенденции, сколько вписывали ее в традиционный политический контекст. Подобно тому, как собрание монгольской знати (курултай), с которым хан мог держать совет, не ограничивало единоличную власть монгольского правителя, не выступала таким ограничителем по отношению к правителям московским и Дума. Она могла удерживать их от произвола по отношению к старой элите. Но Иван Грозный наглядно и убедительно продемон­стрировал, что сдерживающая сила традиции в Московии была невелика.

Что касается нового и быстро увеличивавшегося слоя поместных дворян, то они могли лишь ходатайствовать о том, чтобы система служилого условного землевладе­ния была доведена до логического завершения. Земля, которой власть расплачивалась с дворянами за службу, без работников ничего не стоила. В отсутствие механизмов прикрепления к земле система давала сбои. Ее достраивание требовало закрепощения крестьян, что и происходило постепенно на всем протяжении московского периода и было завершено к середине XVII века.

Однако наиболее чувствительные системные сбои, которыми было отмечено XVI столетие и за которыми последовал катастрофический обвал во всеобщую смуту, обусловливались не тем, что русская государственность была недостроенной. Более полувека после освобождения от монголов она демонстрировала жизнеспособность и устойчивость. Трения между государями и княжеско-боярской элитой не мешали установлению базового консенсуса. Хрупкость же этот консенсус стал обнаруживать лишь тогда, когда система начала сталкиваться с нестандартными вызовами.

Первый раз с таким вызовом она столкнулась в пору малолетства Ивана IV, когда оказалась без «отца». Второй раз — в разгар Ливонской войны, когда на сторону про­тивника, проиграв сражение и опасаясь царской кары, перешел один из лучших рус­ских полководцев, неоднократно упоминавшийся нами князь Андрей Курбский. Это было воспринято Грозным как прецедент, чреватый непредсказуемыми последствия­ми, как проявление глубокого общего кризиса. В эпоху Ивана IV обозначились и два возможных ответа на такого рода нестандартные ситуации. Первый ответ — реформи­рование государственной системы посредством подсоединения к однополюсной авто­ритарной модели другого, народного полюса; второй — опричная тирания.

Столкнувшись в самом начале своего царствования с последствиями «безотцов­ского» боярского правления, Иван IV пошел, как мы сказали бы сегодня, по пути созда­ния правительственной команды, способной консолидировать противостоявшие друг другу боярские кланы и снять недовольство населения княжеско-боярской элитой в целом. Так появилось правительство во главе с «человеком со стороны» Алексеем Адашевым (он был незнатного происхождения), задним числом названное Андреем Курбским на польский манер «Избранной радой» и под этим именем оставшееся в ис­тории. Именно этой команде предстояло склеивать распавшуюся социальную ткань и восстанавливать базовый консенсус, став носителем и проводником общего интере­са, понятие о котором возрождалось после того, как пустовавший московский престол был занят молодым царем.