Читаем История русского искусства полностью

Похоронив одно свое творение еще в проекте и разломав другое своими же руками, Баженов выходит в отставку, открывает в Москве свою архитектурную школу и строит частные дома. В 1792 году цесаревич Павел Петрович дает Баженову место в адмиралтейств-коллегии а по восшествии на престол назначает его вице-президентом той самой Академии Художеств, которая тридцать лет назад не пожелала признать Баженова достойным профессорского звания.

Павел I поручает Баженову перестройку своего Гатчинского дворца, затем постройку дворца в Павловске и на Каменном острове в Петербурге. Баженову принадлежит, по-видимому, и первоначальный проект Михайловского (Инженерного) замка в Петербурге, построенного итальянским архитектором Бренна.


В. Баженов. Пашков дом


Воспитанный на памятниках римской архитектуры, внимательно изучивший Витрувия, Баженов внес некоторую суровость в классическую архитектуру екатерининской эпохи. За эту-то суровость и любил Баженова Павел I.

Трагическая судьба постигала творения Баженова: они оставались неосуществленными, уничтожались, перестраивались впоследствии. Но уцелевшая модель кремлевского дворца дает представление о ширине творческого размаха этого зодчего, об его громадном знании классических архитектурных форм и великолепном по строгости очертаний рисунке.

Если Михайловский замок в Петербурге, действительно, выстроен по баженовскому проекту, то следует признать, что этот зодчий обладал способностью придавать своим зданиям строго определенную физиономию, заставлял их навевать на зрителя известное, входящее в расчеты строителя впечатление.

М. Ф. Козаков

Другой ученик князя Ухтомского, Матвей Федорович Козаков (1733–1812), явился полною противоположностью Баженову. Последний был европейцем в полном смысле слова, его признали великим зодчим прежде всего на Западе; Козаков даже не был ни разу за границей. Баженов тяготел к суровости, пожалуй, даже казарменности римской архитектуры; Козаков пошел глубже – проник в дух греческого зодчества поздних эпох и, согретый его теплотой и жизнерадостностью, сумел озарить этим светом и обвеять этим теплом родное зодчество.

Козаков создал в 1784 г. одно из красивейших зданий Москвы – Румянцевский музей или «Пашков дом», как назывался он прежде по имени владельца. Этот стоящий на возвышенности трехэтажный дом, с круглою башней и двумя флигелями по бокам, мог создать только подлинный художник. Простота и ясность общего плана мастерски сочетались здесь с тонким художественным чутьем зодчего-поэта, вложившего в этот пышный барский дом какую-то задушевность, овеявшего этот оштукатуренный кирпич какими-то воспоминаниями о никогда невиданных им беломраморных созданиях эллинского духа. И от этого высящегося над зеленью садика белого, почти прозрачного, как хрусталь, дворца веет чем-то южным. Небо над ним кажется глубже и синее, жарче светит московское солнце… Это какой-то уголок Италии, созданный гением русского зодчего в двух шагах от того самого Боровицкого холма, на котором боярин Кучка основывал будущую Москву, почти рядом с кремлевскими стенами. По изысканной красоте рисунка и общих пропорций необыкновенны и ворота этого дома – с Ваганьковского переулка, с их скульптурною гирляндою, вдохновенно подвешенною над величественною аркой.


М. Казаков. Интерьер усадьба Демидовых в Гороховом переулке


Конечно, ничего «русского» в смысле архитектурных форм допетровской Руси в этом доме нет, но ведь Европа была нашею «второю родиной», как метко сказал Достоевский, а созданный Козаковым «Пашков дом» смело поспорит с лучшими созданиями архитектурного стиля Людовика XVI.

Другое создание Козакова в области гражданской архитектуры – дом графа А. К. Разумовского на Гороховой улице (ныне Николаевский сиротский институт). Здесь особенно интересен по замыслу главный вход, устроенный в грандиозной арке-нише в высоту всех трех этажей с оригинальным портиком из двойных колонн. Это вход, достойный по своей грандиозности не обычного барского дома, а какого-нибудь храма искусств, святилища науки…

Козаков, в сущности говоря, вынес наружу внутренность здания, уничтожил и заменил колоннадой переднюю фасадную стену. Его вход является как бы внутренними сенями с типичною именно для внутренних сеней сквозною боковою лестницей ко входу второго этажа, расположенному прямо над входом в первый этаж. В этом и оригинальность и красота козаковского замысла, пожалуй, немного смелого для страны снежных покровов и жестоких морозов.

Из церковных построек Козакова наиболее интересна небольшая изящная церковь св. Филиппа на 2-й Мещанской улице (1777) с оригинальною круглою ротондой, вместо центральной главы. К сожалению, церковь окрашена в нелепый шоколадный цвет, умаляющий ее красоту, и сильно застроена с боков.

Ту же ротонду, но уже не сквозную, поставил гениальный зодчий и на куполе церкви московской Голицынской больницы (1795–1802), здание которой дошло до нас почти без переделок с его оригинальными открытыми и выдвинутыми вперед боковыми лестницами ко входу второго этажа, скрытому за шестью величественными колоннами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всеобщая история искусств (АСТ)

История русского искусства
История русского искусства

Судьба русского историка искусства и литературы Виктора Александровича Никольского (1875–1934) была непростой. Двухтомный труд В. А. Никольского о русском искусстве планировали издать в одной из лучших типографий И. Д. Сытина в 1915 году. Но если автор и сумел закончить свою рукопись, когда пожар Первой мировой войны уже разгорался по всему миру, русские издатели не смогли ее выпустить в полном объеме. Революция 1917 года расставила свои приоритеты. В. Н. Никольский не стал сторонником новой власти, его заключили в Бутырки, затем сослали в Сибирь, а после на поселение в Саратов. В предисловии к Берлинскому изданию 1921 года искусствовед П. П. Муратов писал: «Россия, даже эта четвертая, рождающаяся в муках, индустриальная Россия, не Америка. И мы, русские люди, – не люди без прошлого. Возраст наших искусств безмерен, а дух очень древних творчеств реет над нашей древней страной. История русского искусства, не ведомая Европе и до сих пор мало известная нам самим, изображает нас верными наследниками Византии, хранителями навсегда исчезнувших на Западе черт эллинизма, владетелями сказочных кладов, таящихся в нашей земле и обнаруживающих себя на протяжении всех веков в народном искусстве. Закрывая эту небольшую книгу, мы восклицаем с законной гордостью: barbari non sumus!».

Виктор Александрович Никольский

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Античное искусство
Античное искусство

Интересна ли современному человеку история искусства, написанная почти полтора века назад? Выиграет ли сегодня издатель, предложив читателям эту книгу? Да, если автор «Всеобщей истории искусств» П.П. Гнедич. Прочтите текст на любой странице, всмотритесь в восстановленные гравюры и признайте: лучше об искусстве и не скажешь. В книге нет скучного перечисления артефактов с описанием их стилистических особенностей. В книге нет строгого хронометража. Однако в ней присутствуют – увлеченный рассказ автора о предмете исследования, влюбленность в его детали, совершенное владение ритмом повествования и умелое обращение к визуальному ряду. Познакомившись с трудом П.П. Гнедича однажды, читатель навсегда останется инфицирован искусством, по мнению современных издателей, это одна из прекрасных инфекций.

Петр Петрович Гнедич

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Искусство Средних веков
Искусство Средних веков

Интересна ли современному человеку история искусства, написанная почти полтора века назад? Выиграет ли сегодня издатель, предложив читателям эту книгу? Да, если автор «Всеобщей истории искусств» П.П. Гнедич. Прочтите текст на любой странице, всмотритесь в восстановленные гравюры и признайте: лучше об искусстве и не скажешь. В книге нет скучного перечисления артефактов с описанием их стилистических особенностей. В книге нет строгого хронометража. Однако в ней присутствуют – увлеченный рассказ автора о предмете исследования, влюбленность в его детали, совершенное владение ритмом повествования и умелое обращение к визуальному ряду. Познакомившись с трудом П.П. Гнедича однажды, читатель навсегда останется инфицирован искусством, по мнению современных издателей, это одна из прекрасных инфекций.

Петр Петрович Гнедич

Искусствоведение

Похожие книги

12 вечеров с классической музыкой. Как понять и полюбить великие произведения
12 вечеров с классической музыкой. Как понять и полюбить великие произведения

Как Чайковский всего за несколько лет превратился из дилетанта в композитора-виртуоза? Какие произведения слушали Джованни Боккаччо и Микеланджело? Что за судьба была уготована женам великих композиторов? И почему музыка Гайдна может стать аналогом любого витамина?Все ответы собраны в книге «12 вечеров с классической музыкой». Под обложкой этой книги собраны любопытные факты, курьезные случаи и просто рассказы о музыкальных гениях самых разных временных эпох. Если вы всегда думали, как подступиться к изучению классической музыки, но не знали, с чего начать и как продолжить, – дайте шанс этому изданию.Юлия Казанцева, пианистка и автор этой книги, занимается музыкой уже 35 лет. Она готова поделиться самыми интересными историями из жизни любимых композиторов – вам предстоит лишь налить себе бокал белого (или чашечку чая – что больше по душе), устроиться поудобнее и взять в руки это издание. На его страницах вы и повстречаетесь с великими, после чего любовь к классике постепенно, вечер за вечером, будет становить всё сильнее и в конце концов станет бесповоротной.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Юлия Александровна Казанцева

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Певцы и вожди
Певцы и вожди

Владимир Фрумкин – известный музыковед, журналист, ныне проживающий в Вашингтоне, США, еще в советскую эпоху стал исследователем феномена авторской песни и «гитарной поэзии».В первой части своей книги «Певцы и вожди» В. Фрумкин размышляет о взаимоотношении искусства и власти в тоталитарных государствах, о влиянии «официальных» песен на массы.Вторая часть посвящается неподцензурной, свободной песне. Здесь воспоминания о классиках и родоначальниках жанра Александре Галиче и Булате Окуджаве перемежаются с беседами с замечательными российскими бардами: Александром Городницким, Юлием Кимом, Татьяной и Сергеем Никитиными, режиссером Марком Розовским.Книга иллюстрирована редкими фотографиями и документами, а открывает ее предисловие А. Городницкого.В книге использованы фотографии, документы и репродукции работ из архивов автора, И. Каримова, Т. и С. Никитиных, В. Прайса.Помещены фотоработы В. Прайса, И. Каримова, Ю. Лукина, В. Россинского, А. Бойцова, Е. Глазычева, Э. Абрамова, Г. Шакина, А. Стернина, А. Смирнова, Л. Руховца, а также фотографов, чьи фамилии владельцам архива и издательству неизвестны.

Владимир Аронович Фрумкин

Искусствоведение