История русского искусства

Не менее значительны были у Козакова и чисто-технические способности зодчего, как это доказывает, например, планировка здания Сената (судебных установлений) в московском Кремле (1776–1787).

На неудобном треугольном участке Козаков спроектировал величавое в своей простоте здание с тремя внутренними дворами и внушительным входом в круглый Екатерининский зал, не только служивший в свое время предметом общего изумления, но даже удовлетворивший капризную в вопросах зодчества императрицу. Внутренняя отделка этого грандиозного зала и доныне остается лучшим образцом екатерининского архитектурного стиля: это своего рода апофеоз государыне-законодательнице, изрекшей незабвенную для судей фразу о том, что лучше оправдать десять виновных, чем казнить одного невинного.

Свойственное Козакову стремление к величавому устройству входов нашло, пожалуй, наиболее совершенное выражение именно в здании судебных установлений. Сквозь двухэтажную арку выходящего на площадь главного входа в здание неожиданно открывается целый перспективный вид на широкий двор и округлость стен Екатерининского зала. Только истинный художник мог задумать и создать этот вход-картину, этот архитектурный ансамбль.

К концу жизни Козаков стал мечтать о создании нового архитектурного стиля. Он пытался сочетать формы русского допетровского стиля с готическим, или, лучше сказать, пытался создать какую-то «русскую готику». Памятниками этих попыток являются Петровский дворец в Москве (1755–1782) и развалины Царицынского дворца, который Козаков должен был строить по новому плану после отставки Баженова.

Трудно сказать, конечно, к чему бы привели Козакова эти попытки впоследствии, но его первые шаги в новом направлении были гораздо ниже его же строений в классическом вкусе. Пузатые колонки, типичные арки с гирьками так и не примирились со стрелами готики в фасаде Петровского дворца, а в Царицынском дворце «козаковская готика” выродилась в такую утомительную для глаз вычурность и пестроту, в которой почти невозможно узнать автора Пашковского дома и других зданий, составивших славу Козакова и гордость русского зодчества XVIII века.

Многое еще неясно в жизни и творчестве этого изумительного русского самородка, чистейшего эллина по духу своих архитектурных форм и концепций. До сих пор он стоит в истории нашего искусства загадочною и одинокой для своей эпохи фигурой. Одно несомненно: новая русская архитектура многим обязана этому зодчему-поэту.

Деревянное зодчество

В глухих углах, особенно на севере, и в XVIII веке зодчие-плотники продолжали созидать новые деревянные храмы по допетровским образцам. Богатые помещики строили каменные храмы в новом классическом стиле, но народ упрямо продолжал еще развивать исконные, привычные для него формы деревянной архитектуры.

В 1740 г. в селе Елкине, Новгородской губ., строят, например, высокий храм с галереей на развалах, несомненно, являющийся развитием типа храма села Нелазского.

Гонение на излюбленные за их высоту шатровые кровли все усиливается, но зодчие-плотники находят выход. Они все чаще применяют к деревянной архитектуре приемы каменных церквей в стиле русского барокко. На основной четырехгранный сруб храма – они ставят по нескольку этажей из восьмигранников – создают церкви-башни. Из построек этого типа особенно интересна церковь села Беляницы, Тверской губ. (1770–1774) с четырех этажною башней, поставленной на двухэтажный четырехгранник. Иногда к церквам такого «башенного” типа пристраиваются и галереи на развалах, как, например, в церкви села Синей Дубровки, той же Тверской губ. (1778).

как и в XVII веке. Иной раз строители сооружают здесь из дерева храмы громадной высоты, как, например, Николаевский собор Медведовского монастыря, Киевской губ. (1785–1795), достигающий высоты в 20 сажен.

Но апофеозом народного деревянного зодчества XVIII века является храм Преображения в погосте Кижи, Олонецкой губ. (начало XVIII века).

Это подлинно многоглавый храм. Главы идут этажами, в четыре ряда, одна над другою, стягиваясь к центральной двадцать первой главе и придавая всему зданию очертания пирамиды. Этот оригинальный храм не покоряет взоров с первого взгляда: разобраться в «путанице» из луковицеобразных глав можно не сразу. Но стоит приглядеться – и «путаница» исчезает: неведомый зодчий сумел привести многоглавие в стройную систему, остроумно создал целый ряд крыш бочкой, со вкусом украсил главами несложное по общим очертаниям крестообразное здание церкви.

В этом храме едва ли можно найти какие-нибудь новые архитектурные формы, не встречающиеся на более ранних постройках; вся новизна – в способе применения этих старых форм, в создании из них нового типа церковного здания.

В прежнее время, когда храм еще не был обшит снаружи тесом, а его главы не были покрыты железом и выкрашены в зеленую краску, он казался еще оригинальней и внушительнее. Даже и теперь силуэт этой церкви «на фоне летней негаснущей северной зари дает очаровательное зрелище», как говорит И. Я. Билибин.