История с географией

Осторожный Витя никогда бы не пропустил мимо ушей заявление Горбачева о семидесяти трех десятинах вместо ста семидесяти трех десятин! А разыскав спорные земли и захваты, сбил бы цену Щавров, а не вздул бы на десять тысяч. Теперь, более уверенная в себе и Вите, я признавала свою ошибку не в неумении ориентироваться в подобном деле, а в отказе от себя, своего глаза и разума, воли и самостоятельности и вдруг теперь повторять ту же ошибку? Да я ее во веки веков не прощу себе, но и не повторю ее! И позволить отстранить от ликвидации Горошко, этого честного, старательного и преданного Горошко! Вячеслав с обычной своей решимостью и бесцеремонностью думал выхватить у меня вожжи, но я потянула их обратно. Я разыскала Горошко в глубине леса (Ионке составлял план запроданного леса для лесоохранительного комитета) и пояснила ему, что раз он обещал нам помочь закончить распродажу Щавров, он не должен себя теперь отстранять от нее. Он сумел в одну неделю продать все фольварки, и впредь он должен вести это дело, никому его не уступая, а если Вячеслав Александрович и хочет нам помочь, так отстраняться от дела ему, Горошко, не следует, потому что ответственность за исход дела остается на нем одном. У Горошко показались слезы на глазах, он был совсем растроган и обещал впредь не уходить и не прятаться.

Когда мы вернулись в усадьбу, оказалось, что сделка с Высной, занявшая у Вячеслава все утро, в последнюю минуту, когда запродажная была уже составлена, неожиданно сорвалась. Что-то не поладили, поспорили и разошлись. Кажется, мы с Горошко были коварно этому рады. На Высну целились местные крестьяне, и бояться за нее не приходилось. Но я воспользовалась случаем разъяснить Вячеславу и Фомичу, что Витя поручил распродажу земли Горошко, и отстранять его нельзя от дела, в котором он уже показал свое умение. Также должны были они понять, что и я командорскую палочку никому не намерена уступить.

Фомич что-то сопел в свою длинную бороду, а Вячеслав махнул рукой, но так как многолетняя родственная дружба заставляла его все же придумывать способы спасти нас, то теперь он придумал на это новый способ. Все внимание было перенесено на выкупную землю. Хотя дело по выкупу было уже в производстве и отослано в Сенно, но выдача этой ссуды могла быть и не раньше двух-трех лет. И вот продать эту землю, оторвать от центра эту болячку, эти шестьсот десятин являлось гениальным способом нас спасти. Для этого стоило только продать ему эти шестьсот десятин. Правительственные ссуды с процентами за них ожидались шестнадцать тысяч. Он брался выхлопотать в московском Земельном банке перевод на них долга банка в шестнадцать тысяч. Банк будет вполне гарантирован правительственной ссудой, а для нас уменьшение долга московскому Земельному банку на шестнадцать тысяч, конечно, явится большим облегчением. Он же, хотя ничего на этом не выигрывает, но приобретает ценз и женится на купчихе[225]. Удивительно гениально: и банк получит ссуду, и мы спасены, и он с цензом и женой. Чего же лучше? Как можно колебаться? Ведь другого выхода нам нет. Иначе мы погибнем. Но я что-то не верила таким чудесам и просила дождаться Вити.

Витя приехал в первое воскресенье, семнадцатого июля. Он приехал с Урванцевым, веселый, довольный и радостно показывал своему приятелю чудный щавровский парк. Липовые аллеи парка напоминали Летний сад в миниатюре и теперь были удивительно красивы так же, как и круглый сквер посреди двора с постриженной живой изгородью. В саду уже спели фрукты и крупная садовая земляника. Мы могли хорошо угостить дорогого гостя. Нам ежедневно за бесценок приносили много дичи (белых куропаток), рыбы и раков размером с омаров.

Но ужин наш был омрачен тем, что Вячеслав счел возможным заговорить о своем гениальном способе спасения, с которым необходимо торопиться, пока до банка не дошел слух о недохвате земли. Вите было неприятно, что эти страхи за нас поднимались при Урванцеве. Он думал положить им конец, заявив, что по закону банковская ссуда не переводится на выкупных. Вячеслав стал оспаривать. Витя горячился и все кончилось сценой вроде летней: «Выбирай между нами: Вячеслав или я». Я успокаивала его, обещала осадить Вячеслава. «Это же второй Бернович, – жаловался он Урванцеву. – Она ему верит и слушает его!»