6. После всего сказанного должно признать возможным как безначальность мира, так и начало его. Мир может с равным правом как иметь свое начало, так и быть безначальным. Какое из этих двух возможных решений вопроса фактически верно, этого нельзя разрешить с точки зрения разума, именно потому, что разум допускает и ту и другую возможность. Отсюда следует, что для выяснения этого вопроса необходимо обратиться к откровению и что учение о начале мира есть член веры (De aeternitate mundi, opusc. 37).
7. Цель создания мира – откровение божественного совершенства и благости в сотворенных существах. Все в мире совершеннейшим образом приспособлено к этой цели. Это – оптимизм во взгляде на сотворенный мир. Как все приспособлено к этой единой цели, так Бог всем управляет и руководит на пути к ее достижению. В этом состоит Провидение. Оно простирается не только на общее, но и на единичное. Существование в мире зла не противоречит этому. При благоразумном управлении случается, что руководитель то здесь, то там допускает дефекты в частях, если этим достигается совершенство целого. Так происходит и в этом случае, потому что зло в мире служит также интересам добра (С. g. 1 3, с. 71).
6. Психология
1. Человек занимает средину между духовным миром ангелов и материальным миром, соединяя в себе и духовное, и материальное. Ангелы – чистые духи, субсистентные формы, отделенные от всякой материи (formae separatae). Вещи, составляющие природу, – чисто телесного характера. Формы всецело поглощены здесь материей и только в ней могут существовать. Наконец, человек состоит из духа и материи вместе и благодаря этому представляет собою соединительное звено между двумя противоположными полюсами творения.
2. Под словом «душа» вообще подразумевается первичный жизненный принцип в живых существах подлунного мира. Она есть
3. Доказательство нематериальности человеческой души у Фомы – то же, что и у его учителя, Альберта Великого. Сначала он доказывает, что деятельность интеллекта, мышление, не может быть связано с телесным органом, так как в этом случае было бы невозможно познание интеллигибильного, всеобщего, духовного. Отсюда, из отсутствия органа и нематериальности мышления, он заключает, что принцип и субъект последнего также должен быть нематериальным, существенно отличимым от телесного организма. Дальнейшее доказательство Фома берет из факта самосознания, поскольку оно является обращением души на самое себя (reflexion) в мышлении. Телесная же деятельность не может обращаться на себя самое. Поэтому мышление должно признать духовной деятельностью, а следовательно, и душу как принцип мышления.
4. На то возражение, что слабость и болезнь тела препятствуют мышлению, Фома отвечает, что эго никоим образом не может служить основанием для признания мышления органической деятельностью и не говорит против нематериальности души. Причина этого явления лежит в том, что мышление зависит от чувственно-познавательной деятельности, поскольку оно предполагает фантазмы, а эти последние доставляются мышлению и соответственным образом подготовляются для него деятельностью чувств. В таком случае все, препятствующее чувственно-познавательной деятельности, должно препятствовать и мышлению. Когда первая теряет силу вследствие болезненного страдания или слабости органа, с которым она существенно связана, то дальнейшим следствием болезненного состояния тела должно быть и ослабление мышления (S. Theol. 1, qu. 75, art. 3, ad: 2).
5. Если душа есть нематериальное духовное существо и как таковое является субсистентной формой, то этим уже обеспечивается ее неразрушимость, так как всякое разрушение состоит в отделении формы от материи; поэтому где нет материи, там не может быть речи и о разрушении. Далее форма есть основа бытия вещи, так как только благодаря ей вещь становится действительной. Пока существует форма, до тех пор существует и вещь, которой она принадлежит. А если сама форма есть существо, т. е. если она есть субсистентная форма, то она не может уже потерять своего бытия. Душа же есть субсистентная форма, следовательно, она по существу неуничтожима. Если к этому прибавить еще естественное стремление души к беспрерывному существованию, которое, как стремление естественное, не может оказаться тщетным, тогда нельзя сомневаться в неразрушимости души.