История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

По замыслу Шелли судьба властителя Олимпа непосредственно связана с судьбой Прометея и Азии. Когда терпеливо переносимое страдание перерастет в жалость и изгонит зло «в низкое царство иллюзий», Прометей достигнет того нравственного совершенства, которое воссоединит его с Азией; восторжествовавшая любовь положит конец тирании Юпитера. Герои «Освобожденного Прометея – это олицетворение идей, это создания разума, не ограниченные ни временем, ни пространством. Чем пристальнее мы вчитываемся в драму, тем больше чувство свободы охватывает нас.

Действия первых актов протекают в двух временных планах. С одной стороны, это время условно-аллегорическое, «вечное», с другой – недавнее прошлое и современность. Прометей, по его собственным словам, прикован к скале «три тысячи лет». Если за начало этого срока принять примерное время становления культа Зевса, то в начале действия поэмы Прометей и оказывается в современности. Даже самые общие суждения героев имеют и конкретно-исторический смысл, несут прямые аналогии с современными автору общественными событиями. Фурии показывают Прометею картины Французской революции и ее последствий, а речи поочередно являющихся духов – не что иное, как некая «эмоциональная» история Французской революции, спектр ощущений, испытываемых поэтом по поводу каждого из ее этапов.

«Прометей» Эсхила, – пишет Шелли в предисловии к своей драме, – предполагает примирение Юпитера с его жертвой как плату за то, что Прометей открывает тирану тайну грозящей ему смертельной опасности от брака с Тетис[40]. Если бы я построил повествование по тому образцу, то это была бы всего лишь попытка восстановить две утраченные части из трилогии Эсхила[41], на что я никогда бы не решился. Но дело еще и в том, что мне не нравится слабый финал грандиозной катастрофы, меня не устраивает примирение защитника человеческого рода с его угнетателем. Исчез бы нравственный смысл легенды, опирающийся на страдания и терпение Прометея, если бы могли вообразить Прометея дрожащим перед его удачливым противником. Прометей представляет собой тип высшего совершенства нравственной и интеллектуальной природы, побуждаемой самыми чистыми и честными намерениями к лучшим, благодарнейшим идеям».

В отличие от эсхиловского Прометея, как его понимает поэт, герой Шелли неподкупен. Озаривший его мозг высокий, как Солнце, покой – следствие отречения от некогда произнесенного им проклятья. Причем отречение это такое полное и необратимое, что, когда из царства теней является Призрак Юпитера и по велению некоего Духа

(«В меня вселившись, Дух во мне глаголет.
Меня он разрывает, как огонь
Вдруг разрывает грозовое небо»)

слово в слово повторяет проклятье Прометея, титан в ужасе спрашивает: «Мои ли то слова, о мать Земля?»

И Земля отвечает ему: «Да, они были твоими».

2

Еще до смерти Клары Эвелины Шелли задумали провести зиму не в Венеции, а в Неаполе. Несчастье, постигшее Мери и Перси, только укрепило их решение.

11 октября Шелли покинули Эсте и десять дней прожили в Венеции, почти постоянно в обществе мистера и миссис Хоппнер. Альбе, так недавно восхитивший Перси любезностью, сговорчивостью, на этот раз был в дурном расположении духа – им опять овладело непреодолимое своевольное упрямство, он требовал, чтобы Аллегра была возвращена ему немедленно.

«Да, это все тот же великий поэт и искренний друг, но он не волен сам в себе, и на его слово полностью полагаться нельзя», – с грустью думал Шелли.

Пришлось разлучить девочку с матерью и привезти ее в Венецию – эту неприятную миссию безотказный Перси, конечно же, снова взял на себя. Бедные скитальцы решили отправиться в Неаполь.

Хоппнеры проводили их в долгий путь: предстояло проехать почти всю Италию с севера на юг. Чтобы путешествовать с наименьшими затратами, Шелли купили лошадей, и слуга Паоло превратился в кучера.

Эпистолярные отчеты Шелли о путешествии представляют собой никаким другим английским писателем не превзойденные образцы подобного рода литературы. В приписке к одному из писем Шелли к Пикоку Мери просила его: «Сохраните письма Шелли, так как у меня не остается копий, а я, когда вернусь в Англию, хочу переписать их».

«Когда я вернусь в Англию…» А пока…

6 ноября 1818 года:

«Дороги здесь на редкость плохие, так что за два дня мы проехали 18 и 24 мили; только хорошие лошади могли вообще тащить по размытой и глинистой дороге экипаж с пятью пассажирами и тяжелым багажом. Дальше, однако, как говорят, дороги будут хорошие.

Местность плоская, но пересеченная полосами леса, оплетенного виноградом, у которого сейчас на широких листьях уже краснеет печать увядания. Там и тут встречаются землепашцы, плуги, бороны или телеги, запряженные молочно-белыми или сизыми быками огромной величины и редкой красоты. Это воистину мог бы быть край Пасифены[42].