Работающие на фермах люди не выглядят оборванными или голодным, а их угрюмая неучтивость имеет в себе нечто английское, весьма приятное после наглой лживости лощеных горожан.
Земледельческие богатства страны представляются мне огромными, раз она выглядит столь цветущей, несмотря на губительное влияние деспотической власти».
Сделаем небольшой исторический экскурс. Не только деревенское население Италии, на долю которого легли основные тяготы недавней французской оккупации и войн, но и знать, и духовенство, и молодая итальянская национальная партия, короче говоря, вся страна, были измучены владычеством Наполеона. Назревала революция. Первый взрыв произошел в Милане 17 апреля 1814 года. Однако после жестокого и отчасти стихийного разрушения надо было созидать, а на это итальянские либералы оказались неспособны. В этот момент общей растерянности Австрия уверенно пошла к своей цели. 23 апреля ее войска заняли Мантую, 26-го – Милан, 25 мая была издана прокламация, возвещавшая об уничтожении Итальянского королевства и о том, что все провинции к северу от реки По безвозвратно вошли в состав Австрийской империи.
Попытки неаполитанского короля Мюрата с его малочисленным и плохо вооруженным войском форсировать реку По и разгромить австрийскую армию заранее были обречены. Безрассудная смелость стоила Мюрату сначала короны, а затем жизни.
Австрия разбила страну на такие мелкие государства, что они не могли даже держаться на собственных ногах, после этого австрийцы могли раскладывать их как пасьянс. Подобной политикой они стремились превратить Италию всего лишь в «географический термин», а каждую область, самую мельчайшую – в монархию старого образца. Австрия не могла ответить на один вопрос: окажутся ли народы итальянских провинций настолько смирными, чтобы покориться этой политике, и настолько равнодушными, чтобы приспособиться к ней? От решения этого вопроса зависела судьба сегодняшней и завтрашней Италии. Так что красоты южной природы, классической архитектуры и скульптуры, которыми упивались путешественники, покоились в некотором роде на пороховой бочке. Именно это и привлекало революционно настроенных романтиков – Байрона и Шелли. В отсталой, нищей, попираемой Италии перспектива народного движения была много реальнее, чем в Англии или Франции.
3
7 февраля. Феррара.
«Сперва мы посетили собор, но нищие очень скоро обратили нас в бегство, и я так и не выяснил, есть ли там, как говорят, копия с картины Микеланджело. Посещение публичной библиотеки было более удачным. Это – великолепное хранилище, где собрано, как говорят, 100 000 томов… Один конец библиотечного зала занимает гробница Ариосто; она сложена из различных пород мрамора, увенчана выразительным бюстом поэта. Но наиболее интересны рукописи Ариосто и Тассо и принадлежавшие им вещи, которые бережно сохранялись тут от варварства французов и других завоевателей… Здесь имеется рукопись всего “Освобожденного Иерусалима”, собственноручно написанная Тассо, сатиры Ариосто тоже написаны его рукою.
“Иерусалим”, хотя очевидно не раз переписанный, испещрен многочисленными помарками, особенно к концу. Почерк Ариосто – мелкий, твердый и острый, выражающий, как мне кажется, проницательный, деятельный, но несколько ограниченный ум. Почерк Тассо – крупный и свободный, лишь иногда чем-то затрудненный – и тогда буквы становятся меньше, чем в начале слова. Он выражает ум пылкий и могучий, порой выходящий за собственные пределы».
Первое впечатление о письмах Шелли с дороги – отчет, список увиденного с кратким комментарием. Но для самого Шелли и его современников они значили больше – контекст романтической культуры требовал взаимопроникновения «своего» в «чужое», «современного» в «вечное».
Болонья, 9 ноября 1813 года.
«Я повидал здесь множество церквей, дворцов, статуй, фонтанов, картин, и голова моя подобна портфелю архитектора, или лавке эстампов, или записной книжке коллекционера».
Дальше Шелли подробно описывает наиболее поразившие его картины Рафаэля, Гвидо[44]
и других мастеров, хранящиеся в большой картинной галерее Болоньи.