История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Бесконечные прогулки и путешествия поддерживали дух, но истощали тело. В конце января – начале февраля у Шелли начались такие приступы почечных болей, что некоторое время он был вынужден даже не выходить из дома и строго выполнять предписания врача. Чтобы как можно скорей возобновить осмотр достопримечательностей Неаполя и его окрестностей, ослабевший после болезни Шелли купил экипаж, а точнее, повозку весьма странного вида и двух черных кляч, очень неказистых, но оказавшихся достаточно резвыми. На следующее же утро Шелли снова отправился в Помпею. Его сопровождал девятнадцатилетний Чарльз Мак Фарлейн – англичанин, тоже путешествующий по Италии. Познакомил их врач, лечивший Шелли. При том полном одиночестве, которым отмечен неаполитанский период жизни Перси, Мери и Клер, посланник родной земли был особенно желанен.

В полдень путники сделали первый привал, разместились они на вулканической скале возле самого моря. Шелли был задумчив, молчалив, погружен в глубокую меланхолию. Как утверждал потом Мак Фарлейн, именно в эти часы Шелли начал слагать свои «Стансы, написанные в унынье близ Неаполя».

На обратном пути настроение Шелли поднялось, он шутил, был оживлен, проявил необычайный интерес к фабрике макарон, возвышавшейся при подъезде к Неаполю. Решили осмотреть фабрику. Двух молодых англичан сразу же окружила толпа нищих. Шелли вывернул все свои карманы, но лес протянутых рук не поредел.

– Бедняги, – вздохнул Мак Фарлейн.

– Нисколько, – возразил Шелли, – они счастливее меня и, осмелюсь сказать, счастливее вас.

Удивительная в устах Шелли фраза – он всегда сочувствовал беднякам. Будь поэт верующим, его замечание можно было бы трактовать как отсылку к Евангелию («Блаженны нищие духом»), но в устах ученика Годвина оно странно. Быть может, Шелли имел в виду бремя ответственности, которое налагает на человека цивилизованность, ограничивающая «естественную» свободу, так высоко ценимую и романтиками, и просветителями?

В «Стансах» Шелли как бы перевел на язык поэзии самые восторженные описания южно-итальянской природы, которыми озарены его письма к Пикоку. Но с пятой строфы «Стансов» вступает тема уныния и горькой подавленности, она перерастает в одну из самых мрачных исповедей поэта, когда-либо сделанных им от первого лица.

Теплы лучи, прозрачно небо,
Гарцует пена на волне,
И, будто зренью на потребу,
Укрыта даль в голубизне;
Растенья счастливы вдвойне;
Свежо дыханье почвы влажной;
Шумит Неаполь в стороне –
И гул стихий, и гомон бражный
Слились в единый звук, покойный и протяжный.
…
Я слаб душою и телесно,
С собой и с миром не в ладу,
Блаженство сердцу неизвестно –
У мудрецов оно в ходу –
И в будущем его не жду.
Пустое – власть, любовь и слава;
Иные их гребут как мзду
И в жизни видят лишь забаву,
А я все пью да пью отчаянья отраву.
…[47]

«Окрестности Неаполя прекраснее любого другого места в цивилизованном мире…»

«Однако существует две Италии, – утверждает Шелли, – одна состоит из зеленой земли, прозрачного моря, мощных развалин древнего мира и воздушных гор… другая – из итальянцев, сегодня населяющих эту страну, всей их жизни».

Правда, подобная резкость суждений характеризует лишь тяжелое душевное состояние Шелли. Пройдет несколько месяцев, наступит весна и, совершая очередное паломничество в Рим, Шелли напишет Пикоку: «…римляне мне очень нравятся, в особенности женщины, которые ухитряются быть интересными при совершенной необразованности ума, чувства и воображения. Их невинность и крайняя наивность, их ласковое и свободное обхождение и полное отсутствие аффектации делают общение с ними приятным, как приятно общение с неиспорченными детьми, которых они часто напоминают своей прелестью и простотой».

Вряд ли жители Рима и Неаполя до такой степени отличались друг от друга – просто духовный кризис, который переживал Шелли, видимо, пошел на убыль, но увы, ненадолго.

6

В солнечный февральский полдень две резвые черные лошадки, запряженные в странного вида повозку, тронулись в путь, навсегда увозя Мери, Клер и Перси из неприветливого Неаполя. Вместо «подлеца Паоло», с которым Шелли окончательно расстались, лошадьми управлял кучер по имени Винченцо.