Известной писательницей была к тому времени Мери Шелли. После успеха, сопутствовавшего ее «Франкенштейну», она, как мы помним, взялась за разработку сюжета из жизни средневековой Италии и теперь – несмотря на все события последних лет – заканчивала роман под названием «Вальперга, или Жизнь и приключения Каструччо, князя Лукки». Роман был основан на подлинном жизнеописании Каструччо – тирана, умершего на вершине власти, которая простерлась над половиной Тосканы. Образ невесты Каструччо – Евфансии, в душе которой борются две страсти – любовь к жениху и любовь ко всей Италии, для которой Каструччо является заклятым врагом, образ яркий, сложный, глубокий – один из лучших в галерее женских образов того времени. Основным узлом драмы, построенной с большим искусством, становится столкновение страсти и убеждений. Шелли уже вел переписку с Оллиером относительно издания романа и цены. Деньги, которые Мери должна была выручить за книгу, предназначались ею отцу.
Тем не менее женщины – ни Мери, ни Джейн Уильямс, ни Тереза Гвиччиоли – не приглашались в палаццо Лафранчи, ядром писательского круга считались мужчины.
Мери однажды пожаловалась миссис Хент: «Наши добрые кавалеры держатся вместе, и так как они не любят гулять с глупыми женщинами, Джейн, я и Тереза отделяемся от них и говорим о морали и прочем и по пути собираем фиалки».
18
Осень и зиму 1821 году пизанский круг провел в приятном общении. Все с разной степенью прилежания и таланта были заняты сочинительством. Шелли, только что бурно переживший революционные события в Италии, опять всеми помыслами вернулся к восставшей Греции. Предисловие к новой, на этот раз национально-героической драме «Эллада» уже было вчерне написано, теперь перо Шелли снова двинулось в путь, выводя одну за другой строфы драмы.
Поэт рисует поражение повстанцев, но не сомневается в их способности продолжать священную войну и добиться независимости. Великое прошлое Греции и неиссякаемые душевные силы бойцов за свободу – вот залог грядущего торжества, таково убеждение автора.
Шелли располагал, несомненно, гораздо большими сведениями о событиях в Греции, чем многие из современных ему поэтов. И все же, набросав несколько сцен «Эллады», он почувствовал, что для создания такого произведения, какое он задумал, имевшихся у него сведений недостаточно и что в данное время этот сюжет не может быть разработан иначе, чем лирически. Шелли ввел в свою драму хоры и полухоры, выстроив ее по образцу греческой трагедии, в частности, трагедии Эсхила «Персы».
Вообще, использование хора было широко распространено в европейской драматической литературе XIX века. Вопрос о правомочности его введения в драму нового времени вызывал горячие споры. Байрон утверждал, что в современной драме хор неприемлем. Шелли также отказался от хора в драмах, предназначенных для сцены. Однако в своих лирических драмах он широко использует это мощное средство поэтического обогащения произведения. В изумительных хорах и полухорах «Эллады» видения страдания и мрака чередуются со светлыми образами близкого освобождения. «О, рабство! Ты – мороз, павший на расцвет мира, убивший его цветы и обнаживший шипы! Твое прикосновение запятнало наши тела преступлением, на челе у нас клеймо твоего венца, но бесстрастные души, но свободные сердца презирают твою власть».
Твердость духа, по словам поэта, следует черпать в том, что «основания, на которых покоится Греция, неподвластны приливам войны. Они построены на кристальном мире мысли и вечности».
Несмотря на горечь поражения Эллады, «сквозь закат надежды… сияют райские острова славы», а в гимн радости во славу восставших врывается, словно стон, мольба поэта:
«Ах, перестаньте! Неужели должны вернуться ненависть и смерть?.. Неужели люди должны убивать и умирать?.. Мир устал от прошлого. Если б он мог наконец умереть и отдохнуть!»
Такое сочетание надежды и отчаяния характеризует все последние произведения Шелли. Вспомним, как в «Адонаисе» элегия сливается с радостным гимном природе, в «Эпипсихидионе» порыв к совершенству – с неприятием современной жизни, где любовь, сама Любовь, не может быть счастливой и естественной.
«Элладу» завершает «песнь о пробуждении духа свободы». Шелли сам говорит в примечаниях, что «финальный хор неясен и темен, как развязка живой драмы, приближение которой он предсказывает».