24 декабря 1875 года «Таймс» перепечатала письмо профессора Говернатора из «Атенеума», в котором вся эта трагическая история была преподнесена как пустые россказни – матросская байка.
Возмущенный Трелони сразу же написал редактору «Таймс»: «Как только получил известие из Рима, я поверил ему сразу и без колебаний. Оно подтвердил многие факты, которые все эти годы мучили меня, я подозревал что-то в этом роде, но у меня не было доказательств. Попытка итальянского профессора оправдать своих соотечественников патриотична, но мы – англичане – не так доверчивы и лучше знакомы с Италией и итальянцами, чем они с нами».
Как ни странно, больше в печати ни разу не возникло разговора об этом, то есть то, во что друг и почти очевидец случившегося поверил «сразу же и без колебаний», не было принято даже как версия гибели Шелли.
Итак, жизнь и смерть, похожие на насыщенный авантюрный роман: скитания, бегства, погони, тайные венчания, судебные приставы, постоянная угроза долговой тюрьмы, клевета, неоцененная, непризнанная гениальность (при жизни Шелли так и не узнал, что такое успех и слава) и, наконец, насильственная смерть на чужбине, а на заднем плане люди разных социальных сословий и национальностей, включая великого английского поэта, греческого князя, слугу-ирландца и т. д.
Но вернемся в Пизу 1822 года.
Накануне кремации Шелли – 15 августа – Мери отправляет длинное, подробнейшее письмо-отчет в Англию Марии Гисборн; она описывает все связанное с виллой Маньи – шаг за шагом, слово за словом – всё, что они делали, думали, чувствовали, видели. Она даже рисует подробный план дома, который навсегда покинула при таких трагических обстоятельствах. Потом следует рассказ об отъезде Шелли, о днях ожидания и т. д., всё, что произошло до момента написания этого письма. «Сегодня Хент, лорд Байрон и Трелони ушли на тот пустынный морской берег, чтобы выполнить последний долг по отношению к земным останкам своих друзей». Заканчивается письмо безнадежно-спокойным взглядом в будущее: «Я буду жить, чтобы исправляться, чтобы заботиться о своем ребенке и чтобы стать достойной воссоединиться с ним. Скоро начнется мое утомительное путешествие из Италии на родину, оно будет долгим, но есть конец всему на свете, кроме безнадежности». Тем же смирением и безнадежностью отмечены и все последующие письма и дневниковые записи Мери. «Я сейчас нахожусь накануне своего двадцатипятилетия – но это отчаянно мало для человека, который потерял столько, сколько я».
15
Шелли был душой пизанского круга; отлетела душа – распалось и тело. Джейн Уильямс повезла прах мужа на родину. А Клер, которой представился наконец случай стать компаньонкой знатной немецкой дамы, направлявшейся из Пизы в Вену, поехала к брату Чарльзу. «Здесь, в итальянской земле, я похоронила всё, что было мне дорого, – сказала она на прощанье, – страшные воспоминания и разбитое сердце – вот всё, что я увожу с собой».
«Увы, я ничем теперь не могу помочь тебе, но я надеюсь, что Германия окажется для тебя во всех отношениях более подходящей страной, чем Италия», – утешала ее безутешная Мери.
Кончался сентябрь 1822 года. Опустевшая Пиза с каждым днем становилась всё тягостнее, первой не выдержала Мери, ее план переселиться в Геную был поддержан, и она уехала на поиски нового жилья для себя, Байрона и Хентов.
В течение зимы 1822–1823 годов вышли в свет четыре превосходных номера «Либерала», в первом из них опубликовали сатиру Байрона «Видение Суда», написанную в 1821 году. В «Видении Суда» Байрон, блестяще пародируя одноименные вирши поэта-лауреата Саути, изобразил встречу, которой удостоились на небесах Георг III и бард его величества Саути. Создавая образ государя-фермера – органичного, воздержанного, хорошего семьянина, даже, может быть, хорошего человека, – Байрон тем самым только оттеняет его общественное ничтожество. Грандиозные масштабы бедствий, которые он принес Англии, становятся еще более явными от иронической похвалы его мелким успехам на поприще фермера.
Появление «Видения Суда» вызвало в английской прессе такую бурю, которую не ожидал даже Байрон. Издатель «Либерала», брат Ли Хента Джон Хент, был привлечен к суду за опубликование крамольной литературы. Байрон рвался на родину, чтобы вместе с Джоном Хентом предстать перед судом, и только уверения Ли Хента, что его появление на суде ухудшит положение обвиняемого, удержало Байрона.
Перевод Шелли «Вальпургиевой ночи» из «Фауста», помещенный во втором номере журнала, критика сочла грубым, даже «бурлескным», а Ли Хента, трудившегося в поте лица и всякий раз заполнявшего своими статьями и стихами чуть не половину номера, поносили за «невежество, тщеславие, отвратительные стихи, крикливость» и т. д.
«Литературная газета» 2 ноября 1822 года писала: «С появлением “Либерала” союз зла, глупости, безумия и безбожия предстал в своем полном совершенстве. Ну что же, служите Дьяволу, мы вас с этим поздравляем».
Каждый номер «Либерала» был буквально расстрелян прицельным огнем консервативной английской критики.