«В недобрый час я согласился принять участие в этом деле, которое принесло мне одни неприятности», – горько говорил Байрон, который уже устал выдерживать все нападки английской критики. Журнал не мог более существовать, к тому же отношения между Байроном и Ли Хентом день ото дня ухудшались. Не было больше общего друга, который, возможно, помог бы им сосуществовать мирно. Хент и в особенности его жена ни за что не желали видеть в Терезе Гвиччиоли человека, достойного их общества. Марианна презирала ее от всей души за «незаконное сожительство» с лордом Байроном. Оба отказывались понимать какие-либо возвышенные романтические чувства Байрона и Терезы друг к другу, считая, что Тереза очень ловко заморочила голову великому поэту и аристократу. Байрона, в свою очередь, раздражали многочисленные отпрыски Хентов, которые в Пизе, нимало не церемонясь, лазали по всему дому Ланфранчи, шумели, мусорили, портили мраморные стены. Байрон был очень доволен, что в Генуе ему не пришлось жить с Хентами под одной крышей: Мери сняла для себя дом и поселила там Хентов.
Итак, «Либерал» прекратил свое существование. Еще одно дитя Шелли оказалось погребенным в итальянской земле.
В последние дни жизни в Италии Байрон старался заботиться о Мери Шелли, хотя виделись они не так уж часто. Мери как-то призналась, что ей это тяжело: всякий раз, когда она слышит мелодичный голос Байрона, она невольно ждет, что сейчас ему ответит чуть надтреснутый голос ее Перси, как в то памятное лето в Швейцарии… Сейчас же звук голоса Байрона наполнял ее невыносимой грустью… Но Байрон продолжал ей помогать: он, как и прежде, давал ей переписывать свои произведения. Она работала с удовольствием.
Мери посоветовалась с Байроном, не вернуться ли ей в Англию: быть может, сэр Тимоти смягчится, увидев внука, и согласится содержать ребенка. Байрон решил сначала написать своему лондонскому поверенному и попросить его связаться с поверенным сэра Тимоти. Пусть лучше договариваются адвокаты: Байрон боялся, что сэр Тимоти не захочет принять Мери.
Из встречи двух поверенных ничего не вышло. Тогда Байрон сам написал сэру Тимоти и просил принять участие в судьбе внука Перси Флоренса. Ответ пришел в Геную в конце февраля 1823 года. Сэр Тимоти готов был полностью взять на себя содержание ребенка, но требовал, чтобы мать отдала мальчика ему. Мери, конечно, не хотела расставаться с сыном, который остался единственной ее опорой. Тогда Байрон посоветовал ей ехать в Англию; он же взял на себя переговоры с сэром Тимоти относительно ежемесячного пособия и снабдил Мери деньгами на дорогу.
Байрон помог бы и Хентам, но к тому времени их отношения были уже таковы, что Ли Хент ни за что не принял бы от него денег.
Мери тяжело было покидать Италию – этот воздух, которым он дышал, это море, которое он так любил и которое стало его убийцей… эти берега, эти горы…
«Но мысль о благополучии нашего ребенка помогает мне утвердиться в решении вернуться в Англию», – записала она в дневнике. Мери отправилась в обратный путь 25 июля 1823 года.
Бедные Хенты остались в полном одиночестве, болезнь Марианны и абсолютное безденежье задержали их в Италии еще на год.
За неделю до отъезда Мери Шелли лорд Байрон, продав свою яхту и наняв английский бриг «Геркулес», двинулся в путь в сопровождении Пьетро Гамба, Трелони, специально приглашенного врача-итальянца Бруно, восьми слуг и небольшой корабельной команды. «Геркулес» покинул Геную 15 июля 1823 года.
«Я еду в Грецию и постараюсь быть ей хоть чем-нибудь полезен», – это последняя строка последнего его письма, которое было отправлено из Италии – Ливорно, 24 июля 1823 года.
Зайдя в Ливорнский порт, «Геркулес» через Мессинский пролив направился прямо в Грецию. Плавание длилось до 2 августа, море было бурным. Трелони впоследствии вспоминал многое из того, о чем они говорили с лордом Байроном в те медлительные, почти бесконечные дни.
Байрон не раз вспоминал Шелли. Однажды он сказал: «Я не знал человек лучше и благороднее, чем Шелли, его выгнали из страны, как зачумленного пса, за то, что он подверг сомнению догмы христианской веры. Но ведь если бы Христос, которого у нас якобы боготворят, снова явился на землю – его бы опять распяли».
16
Первым откликом британской печати на смерть Шелли была большая статья в «Экзаминере» от 4 августа 1822 года.
«Все, кто успел узнать и встретиться с великим интеллектом, все, кто подпал под его очарование, кто восхищался благородством произведений Шелли, – будут потрясены, услышав о его безвременной смерти в расцвете лет и гения. Он погиб в море, в шторм, со своим другом капитаном Уильямсом вечером 8 июля где-то между Ливорно и заливом Специя».
«Он был в Пизе, чтобы сделать одно доброе дело, и возвращался в свое сельское жилище близ Леричи, чтобы сделать другое. Такова была его жизнь. Только тот, кто знал такое сердце и потерял его, может судить о горе его друзей», – эти взволнованные горестные строки вышли, конечно, из-под пера Ли Хента.