История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

– Разбивая цепи традиций, освобождаешь неизвестные силы, которые действуют тогда самопроизвольно, и нет возможности предвидеть их грозные последствия. Свобода хороша только для сильных… душа Харриет была слаба.

И снова из непроглядно мутной воды всплывало ее детское удивленное личико…

Все эти дни Шелли почти никогда не произносил вслух имя Харриет. Он как бы оградил стеной молчания свою глубокую душевную рану. Лишь однажды, после особенно тяжкой бессонной ночи он сказал Пикоку: «Я решил каждый вечер выпивать большой стакан вина, чтобы заглушить боль. Я скажу вам то, чего не скажу никому: я непрестанно думаю о Харриет».

Навек ушли умершие, и Горе,
У гроба сидя, их зовет назад, –
Седой юнец с отчаяньем во взоре, –
Но не вернутся друг, невеста, брат
На еле слышный зов. Лишь именами
От нас ушедшие остались с нами,
Лишь мука для души больной –
Могилы предо мной.
О Горе, лучший друг, не плачь! Когда-то,
Я помню, вместе любовались мы
На этом месте заревом заката,
Все безмятежно было, но, увы,
Тому, что минуло, не возвратиться,
Ушли надежды, седина сребрится,
Лишь мука для души больной –
Могила предо мной.[31]

Отрезвило Шелли неожиданное известие от его адвоката – Уэстбруки собираются оспаривать его право опекунства над детьми под тем предлогом, что религиозные взгляды и сожительство с Мери Годвин делают Шелли недостойным воспитателем граждан Английского королевства. Больше Шелли не задавал себе вопроса, виноват ли он. «Нет сомнения, что эта мерзкая гадина, ее сестра, – писал он в тот же день Мери, – не добившись выгод от родства со мной, довела бедное создание до проституции и гибели, чтобы заполучить наследство старика – он находится при смерти».

Надо сказать, что Хогг не был единственным фальсификатором писем Шелли. Подлинность приведенного письма очень и очень сомнительна.

Зато несомненна поздняя дневниковая запись Мери (от 12 февраля 1839 г.), которую, напротив того, пытались и чудом не сумели уничтожить: «Бедная Харриет, – писала Мери, – чьей печальной судьбе я приписываю столько моих тяжких горестей – как искупление, которого судьба потребовала за ее смерть».

Тайна наслаивается на тайну в этой истории, где столкнулись два клана, два мира, и каждый – со своей неумолимой, трагической и претендующей на первородство правотой.

«Детей мне еще не отдали, – сообщал Шелли 16 декабря Мери, – я повидался с моим адвокатом Лонгдиллом, который советует действовать обдуманно и вместе с тем решительно. Мне кажется, он заинтересовался этим делом. Я сообщил ему, что собираюсь жениться на тебе, и он сказал, что это намного облегчит борьбу. Но Уэстбруки осмелели».

17 января 1817 года Шелли поделился с Байроном горькой новостью: «Сестра моей первой, так трагически погибшей жены подала на меня в Канцлерский суд с целью отнять у меня моих несчастных детей. Я обвиняюсь в том, что я революционер и атеист. Как видно, живя у меня, она похитила бумаги, подтверждающие это обвинение. Итак, меня повлекут к судилищу деспотизма и изуверства и отнимут от меня детей, имущество, свободу и доброе имя за то, что я обличал их обман и бросил вызов их наглому могуществу. Но я не сдамся, хотя мне намекали, что можно купить победу ценой отречения».

Шелли яростно боролся за Ианту и Чарльза, его адвокат Лонгдилл действовал решительно и умело. Но несмотря на все усилия, по постановлению Канцлерского суда от 17 марта 1817 года Шелли, обвиненный в нарушении церковных законов, в безбожии и неблагонадежности, был лишен отцовских прав. В качестве обвинительного материала привлекалась и поэма «Королева Мэб».

Впоследствии это трагическое событие в жизни Шелли будет прокомментировано уже упоминавшейся статьей «Литературной газеты» таким образом: «К счастью, порочные убеждения автора “Королевы Мэб” не только лишили его опеки над его собственными младенцами, но они же, увы, повергли его жену в бездну греха, проституции и наконец привели к самоубийству… Не стоит спрашивать моралиста типа мистера Шелли, как должны складываться отношения между людьми. Ответ его нам известен, он без колебаний бросит любящую его женщину или посоветует жене, чтобы она со своим хорошеньким личиком шла зарабатывать проституцией… Что такому, как он, человеческие терзания – он выше выдумок тиранов и священников, выше морали, закона и обычаев».

Реакция Шелли: «Я слишком горжусь тем, что избран их жертвой».

10