История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

К концу страшной зимы 1816–1817 годов Шелли с иронией сказал: «Все людские беды либо приканчивают свою жертву, либо сами кончаются». На этот раз судьбе было угодно избрать вторую часть альтернативы. Во всяком случае, весной Мери, Перси, маленький Уильям и Клер со своей новорожденной, которой пока не дали имени и назвали просто Альба, что значит Заря, перебрались в Марло. Их новый дом по соседству с Пикоком был известен как «Альбион Хаус». Дом был двухэтажный, с высокой остроконечной крышей и нелепой мансардой. В одной из комнат, по размерам напоминающей танцевальный зал, Шелли устроили библиотеку. По углам комнаты водрузили гипсовые фигуры Венеры и Аполлона высотой в человеческий рост. К дому примыкал сад с лужайкой, окаймленной живой изгородью; яблони в саду как раз только вспыхнули бело-розовым цветом.

Неподалеку протекала Темза, и Перси с Пикоком часто уходили на берег пускать свои бумажные флотилии. В ясные солнечные дни на воду спускали небольшое парусное суденышко, которое арендовали вместе с домом. Почти ежедневно совершали пешие прогулки, в радиусе 16 миль они знали наизусть каждую тропинку. Пикок вспоминал, что прогулки с Шелли были всегда увлекательны: «…кажется, не было на свете такого дерева, былинки, птицы или букашки, имени которых он не хранил бы в своей памяти. Любое порождение земли было ему знакомо, всякое небесное явление он мог истолковать». Иногда друзья отправлялись пешком в Лондон – первые полпути лесами, полями, вересковыми пустошами, дальше уже по проселочной дороге – всего 32 мили! После такого долгого пути обычно два дня проводили в Лондоне, Пикока поражали сила и выносливость Шелли, которую трудно было предположить в таком худосочном и сутулом человеке.

Шелли писал из Марло: «Мы здесь проводим время с той спокойной размеренностью, которой так приятно наслаждаться, но о которой нечего рассказать».

После гибели Харриет стало возможным узаконить брачный союз, давно уже освященный природой. Все друзья и доброжелатели настаивали на том, чтобы эта формальность совершилась как можно скорее. В конце декабря 1816 года Мери Уолстонкрафт Годвин и Перси Биши Шелли были обвенчаны в присутствии напыщенной миссис Годвин и оживленного мистера Годвина, который старательно и безуспешно скрывал свое ликование.

В этот вечер впервые после своего бегства супруги Шелли обедали на Скиннер-стрит. Отрывистый, лающий смех хозяина, тяжеловесный старомодный юмор миссис Годвин, светящиеся ореховые глаза Мери – все говорило о примирении. Скоро Годвины нанесли ответный визит, они впервые увидели своего внука и провели в Альбион Хаусе четыре дня.

«Излишне говорить, – писал Шелли Байрону, – что мы пошли на оформление брака только по необходимости и что наше мнение о значении этого так называемого освящения союза и всех связанных с ним предрассудках остается прежним».

Но тем не менее урегулирование этой формальной стороны принесло Мери значительное облегчение. Она не реагировала теперь так болезненно на пребывание в их доме Клер, хотя повод для сплетен остался прежним и даже усугубился в связи с появлением на свет Альбы. Ее приходилось выдавать за дочь их лондонских друзей, которую отправили в деревню, чтобы поправить здоровье.

Но было ясно, что всегда отделываться этой отговоркой не удастся. Чем дольше малютка оставалась в доме Шелли, тем яснее становилось, что ее мать Клер. Домыслы же относительно отца могли быть самыми разнообразными. «Стоит слугам или соседям распустить слух, что отец девочки – я, и жители нашей христианнейшей страны не потерпят моего пребывания на этой земле», – писал Шелли Байрону и просил его принять какое-нибудь решение относительно Альбы. С легкой руки Годвинов гости в Альбион Хаусе не переводились. Вскоре приехали Хенты с детьми и сестрой миссис Хент Элизабет.

11

Стоял апрель, холодный, туманный. Камины плохо прогревали дом, но все были веселы и довольны. Вечерами зал, служивший библиотекой и гостиной, наполнялся звуками пианино и негромким приятным баритоном – это Клер аккомпанировала Ли Хенту, который пел ирландские и шотландские народные песни. Каламбуры, смех, серьезные литературные споры, прогулки… Шелли был упоен общением с Ли Хентом и с восторгом отвечал на его дружбу. Он уверял, что никогда не знал человека более доброго, благородного, чистого и смелого, более терпимого ко всем человеческим грехам и в то же время более безгрешного. «Это одна из тех счастливых душ, – записал Шелли в своем дневнике, – которых называют солью земли». Публицистическая издательская деятельность Хента вызывала у него благодарность и поклонение. После этого понятно, что к стихам Хента Шелли относился с пристрастием и сильно их переоценивал.

Хенту Шелли казался возвышенным и почти неземным существом. «Простодушие его превосходит все границы. Иногда я начинаю сомневаться, смертен ли он, как мы все», – шутил Хент.