История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Освобождаясь от прямого поучения, но сохраняя верность нравственным законам, Шелли стремится воздействовать на читателя не столько прямым выражением идеи, сколько красотой поэтического слова. В его творчестве все тесней смыкаются социология, этика и эстетика: все настойчивей выдвигает Шелли идею о том, что только триединство красоты, истины и любви может спасти страждущее человечество.

С годами платонизм Шелли усугубляется, но последовательным никогда не становится, он всегда сочетался с верой в реальность материи – вполне в духе античной философии.

Об этапах духовного развития Шелли мы можем судить и косвенно, и из прямых его высказываний в письмах, в «Гимне интеллектуальной красоте», в эссе «О жизни». Говоря о своем раннем пристрастии к материализму XVIII века, Шелли называет его «учением, соблазнительным для молодых и поверхностных умов. Оно освобождает своих адептов от размышлений». Неудовлетворенный его механистичностью, поэт обратился к «интеллектуальной системе», построенной на единстве идеи и внешних предметов, на которых она основана: «Ничто не существует, если не воспринимается чувствами». Элементы материализма сочетались в мировоззрении Шелли с идеалистическими тенденциями. Такие колебания в конце XVIII – начале XIX века закономерны. В большей или меньшей степени они присущи всем «лондонцам», поскольку в их мировоззрении традиции, унаследованные от эпохи Просвещения, взаимодействуют с философией более позднего времени.

4

После отъезда из Англии Шелли неоднократно жаловался, что Камены стали слишком суровы к нему. Но затворничество в Баньи-ди-Лукке оказалось благотворным: здесь он завершил поэму «Розалинда и Елена», вчерне набросанную еще в Марло, и сразу же отправил ее в Лондон Оллиеру. Об этом Перси сообщил Пикоку и просил его прочесть корректуру поэмы. Сам Шелли не причислял «Розалинду и Елену» к «высшим образцам поэзии». В предисловии он говорит: «Если интересностью любовных привязанностей и занимательностью воображения «Розалинда и Елена» пробудит в читателе идеальную меланхолию, благоприятную для восприятия более важных впечатлений, то это будет все, на что надеялся автор». Очевидно, Шелли, склонный к глобальным поэтическим полотнам, считал новую поэму слишком камерной. Действительно, несчастные судьбы двух женщин – и всего-то… Вполне частная история, сможет ли она оказать на человеческие нравы столь благотворное влияние, как, например, «Лаон и Цитна»? Шелли недооценивал силу, которую придает поэзии глубоко личное содержание. Прототипом мужественной, поправшей все человеческие предрассудки и страхи Елены была не кто иная, как Мери Годвин. А в ее друге и возлюбленном – юном поэте Лионеле – явно оживает судьба самого автора. Молодые люди, полюбившие друг друга, не захотели скреплять свое счастье, свой вечный союз традиционным церковным обрядом. «Нашей церковью станет звездная ночь, нашим алтарем – вся широкая земля, нашим священником – шелестящий ветер». Как перекликаются с этими строками чувства самого Шелли и его верной отважной Мери! Недаром она особенно пристрастно относилась к этой работе мужа и называла ее «моя прелестная эклога».

Счастье Елены оказалось недолгим. Слуги тирана заковали юного поэта и бунтаря в цепи и бросили в страшный каземат. Его обвиняли в богохульстве и во всех других грехах. «И хоть его душе предстояло вечно жариться в огненных озерах ада, но почему-то и здесь, на земле, он тоже должен был терпеть и выносить месть рабов и слуг дьявола. Люди, кажется, называют эту месть правосудием», – впервые в поэзии Шелли так явно и громко прозвучал сарказм.

Долгие месяцы, проведенные в подземных казематах городской тюрьмы, не сломили духа Лионеля, но истерзали его тело. Вскоре поэт умер на руках обезумевшей от горя Елены. После смерти мужа Елена покинула родину, чтобы враги Лионеля не распространили свою коварную месть на его сына, маленького Генри. На чужбине, в Италии, на берегу озера Комо, Елена встретила подругу юности Розалинду, теперь тоже изгнанницу. Оказалось, что на долю этой женщины выпало еще больше страданий. Ее возлюбленный умер в день свадьбы, и ее выдали замуж за жадного отвратительного старика, а после смерти мужа, согласно его завещанию, у несчастной отняли детей. Она обвинялась в супружеской неверности и безбожии, дети, воспитанные такой матерью, не обретут вечного блаженства, а попадут в ад. Посмей Розалинда ослушаться закона, и ее малютки были бы лишены наследства. «А знаешь ли ты, Елена, что значит бедность? Это преступление, страх и позор, и бездомное желание, скитающееся без одежд по промерзшим дорогам, и боль, и что хуже всего – внутреннее пятно отвратительного самопрезрения». Нет, мать не могла обречь на это своих детей. Шелли высказал устами Розалинды свою муку; он выстрадал право обвинять жестокую нелепость светских и церковных законов.