Иуда «Тайной вечери»

— Вам придется иметь дело с заседателями, референдариями, поверенными, адвокатами и заместителями, с секретарями суда, судебными приставами и рассыльными, и все, как один, будут требовать от вас денег…

— И вы будете платить, беспрестанно и не ведая роздыху. За составление, за обработку и за подачу иска. За вызов в суд обвиняемого и каждого из свидетелей, за наложение печати, за экспертное заключение…

— И за то, что вам позволят просмотреть документы. Вы будете платить за каждую судебную копию и за каждую запись в деле…

— И за каждую регистрацию, за оформление каждой бумаги, за каждую подпись, даже за каждое salvo еггоге[8]…

— И однажды, — сказал старший, — вы, к своему изумлению, узнаете, что ваш иск in absentia[9] отклонен. Вы поднимете шум и подадите ходатайство о возобновлении разбирательства…

— И тогда все начнется сызнова, — продолжил младший. — Вы растратите свои деньги, а под конец, когда все это вам надоест и вы захотите уехать, средств у вас будет так мало…

— …Что их не хватит ни на мула, ни даже на ручную тележку, заключил старший брат и с досадливым выражением на лице отставил водяные часы подальше, чтобы младший брат не мог до них добраться.

— Вот, значит, как обстоит в герцогстве с юстицией! — озадаченно пробормотал Бехайм. — Теперь понятно, что он имел в виду, когда сказал, что лучше мне сесть задницей в крапиву!

— Что вы пристали ко мне с вашей задницей! — возмутился старший из братьев, который расслышал только одно это слово и истолковал его на свой лад. — По-вашему, я в ответе за миланскую юстицию? Я только хочу остеречь вас от ущерба, потому и рассказал, каково положение вещей, а вы вместо благодарности разражаетесь бранью. Видно, годы пройдут, пока этакий приезжий из-за гор научится тут изящным манерам и учтивому обхождению!

— Простите великодушно, — сказал Бехайм, совершенно не понимая, в чем его упрекают. — Я не хотел вас обидеть. Стало быть, в суд я не пойду. Но что же мне делать? Как подумаю о Боччетте и о том, что он по злобе не возвращает мои семнадцать дукатов да еще надо мной же и глумится, глаз ночью сомкнуть не могу.

— Коли вам ночью не спится, — наставительно заметил старший брат, почитайте Священное писание. За чтением гнев утихнет и сменится усталостью.

— Премного вам благодарен, — сказал Бехайм. — Однако ж таким образом я моих семнадцати дукатов не верну.

— Постарайтесь о них забыть! — посоветовал младший из братьев. Сделайте усилие и выбросьте их из головы! Вычеркните из памяти! Человеку вроде вас не к лицу из-за семнадцати дукатов затевать свару с отъявленным мошенником, которого почтенные люди даже взглядом не удостаивают!

— И не сомневайтесь, — утешил и второй брат, — уж на том свете он от наказания не уйдет!

— Конечно, сударь, конечно, — сказал Бехайм. — В этом я никак не сомневаюсь. Но мне охота получить свои деньги на этом свете.

— Видать, в денежных делах вы советов не слушаете и коснеете в своем твердолобом упрямстве, — укорил младший брат.

— Не мешало бы, — сказал старший, — научиться превозмогать себя, обуздывать свою алчность.

Это было уже слишком, Иоахим Бехайм не выдержал.

— Клянусь крестом Господним! — вскричал он. — Довольно об этом! Вы меня еще не знаете, и Боччетта не знает, с кем вздумал тягаться. А когда узнает, очень и очень пожалеет. Пока что всяк, кто шел против меня, сильно в этом раскаивался.

Братья посмотрели друг на друга, а младший даже присвистнул.

— Ну, коли у вас такое на уме… — начал он.

— Хорошо ли, однако, забегать вперед суда Господня… — усомнился старший.

— И все же многие были бы рады попотчевать его этакой «закусочкой», заметил младший.

— Оно конечно, умеренная порция этакой закуски норой творит чудеса, согласился старший.

— Повышает готовность выложить денежки.

— Только сами не беритесь. Понятно, решимости да ловкости вам не занимать стать, а вот навыка да уверенности явно маловато. Чуть перестараетесь — и навлечете на себя беду.

— Да и зачем самому-то? Для этого есть другие. Наверняка найдутся люди, которые за скромную плату охотно…

— Пойдите, к примеру, в трактир «Барашек» что неподалеку от обора, и спросите там некоего Манчино, а если не застанете его на месте, оставьте весточку, приятели ему все доложат.

— Он свое дело знает. Кинжалом орудует чисто и аккуратно…

— Ему это все равно что нам макрель разделать, — подытожил старший брат, и тут Бехайм вспомнил, что намедни в трактире, как раз когда хмель уже малость ударил ему, Бехайму, в голову, Манчино предлагал что-то в этом роде: «Вам незачем себя утруждать, доверьте это мне…»

Иоахим Бехайм поднялся и стоя осушил кубок до дна.

— Благодарствуйте, господа! — сказал он. — Превосходная мысль, а самое замечательное в ней то, что она легко осуществима. Я знаю этот трактир и знаком с Манчино. Вообще, я не люблю идти против закона. Но в этом случае речь о Боччетте, и, по-моему, будет вполне резонно и правильно поступить сообразно местному обычаю.

И он взмахнул рукой, будто кинжалом ударил.

7