Иуда «Тайной вечери»

— Ты о чем? — спросил Бехайм, который, задумавшись о Боччетте, слушал вполуха. — Коли я не из знатного дома, ты сразу называешь меня пшенной кашей?!

— Это я — пшенная каша, а вы — пирог, — объяснила Никкола.

— Ты? Каша? Что ты городишь? — заволновался Бехайм и бросил думать о Боччетте. — Каша! Тебе просто хочется лишний раз услышать, что в Милане ты самая красивая, а для меня самая любимая, другой такой, как ты, я нигде не сыщу.

Никкола зарделась от удовольствия.

— Значит, вы меня любите? Благоволите ко мне?

— Как ты это устроила? — спросил Бехайм. — Не бросила, часом, мне в вино или в суп травку «иди-за-мной»? Когда я не с тобою, я и думать ни о чем другом не могу. В жизни так не влюблялся.

— Это хорошо, — сказала Никкола, — и очень меня радует.

— А ты? — спросил Бехайм. — Как обстоит с тобой? Ты любишь меня?

— Да, — ответила Никкола. — Очень.

— Скажи еще раз.

— Я очень вас люблю. Вы мне по сердцу.

— И чем же, каким поступком ты намерена показать мне это и доказать?

— А разве нужен какой-то знак? Вам известно, что это правда.

— Когда мы встретились в первый раз, — сказал Бехайм, — ты обещала мне поцелуй и еще много чего.

— Неужели? — воскликнула Никкола.

— Я прочитал это в твоих глазах, — объяснил Бехайм. — В твоих глазах было обещание. И теперь, когда все у нас идет хорошо, я требую это обещание исполнить.

— Я с радостью дозволю вам меня поцеловать, — посулила Никкола, только не здесь, не при этом мальчишке, Непоте… Нет, прошу вас, не теперь, послушайте же меня! Отчего вы вчера, когда мы с вами…

Она хотела напомнить ему, что накануне ушла из пиниевой рощи нецелованная, хотя они были там одни и никто им не мешал, но не смогла договорить, так как он, полагая, что сейчас для этого самое время, привлек ее к себе и стиснул в объятиях. Предаваясь его ласкам, она, однако ж, умудрялась держать под наблюдением дверь и окно и прислушиваться к шагам Непоте, который ушел в погреб за пином.

Наконец Бехайм выпустил ее из объятий.

— Ну? — спросил он. — Что моя возлюбленная будет делать?

— Попрощается, — сказала Никкола с легким грациозным поклоном. — А пожалуй что правду говорят, от поцелуев губам убытку нет.

И словно кошка, полакомившаяся молоком, она облизнула губки.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор тебя никто не обнимал и не целовал?

— Это вам знать необязательно, — отвечала Никкола. — Может, я из тех, что собирают поцелуи на каждом углу.

— Но тебе надобно знать, — продолжал Бехайм, — и, чтобы нам после не ссориться, скажу тебе заранее: я не из тех, что довольствуются одними поцелуями.

— Это я уже поняла, — Никкола постаралась, чтобы слова ее прозвучали суровым укором. — Когда я вам позволила меня поцеловать, вы тотчас и руки в ход пустили. Очень это нехорошо с вашей стороны. Я ведь вовсе не обещала, что так скоро…

Она умолкла, потому что явился Непоте с кувшином вина. Никкола покраснела от смущения, так как не знала, много ли он успел увидеть. Она подошла к окну и устремила взгляд на дорогу и на озеро. Дождь перестал. Канюк, встопорщив перья, точил клюв о цепь, которая держала его в плену.

Тихо-тихо, не шевеля губами, девушка сказала себе: может, он и правда любит меня, ведь он не из таких, что разливаются соловьем. Да, по-моему, он ко мне благоволит. Однако наверняка любил уже многих женщин. О Господи, помоги мне! Пусть то, что меж нами затеялось, кончится для меня счастием и радостью. Ибо разве я могу умолчать перед Тобою, да Ты и Сам знаешь, что, коли он меня захочет, я не сумею ему отказать.

В этот дождливый день мессир Леонардо по давней своей привычке отправился на птичий рынок, который дважды в неделю устраивали неподалеку от Порта-Нуова. Прогуливаясь между прилавками, балаганами, палатками и тележками и разглядывая птиц в их плетенных из лозы или бирючины узилищах и клетках, он выспрашивал птицеловов, каким манером и какими хитростями они обманывали птиц, заставляли их лететь на зов манка в силки и сети, а попутно выслушивал их сетования: мол, ремесло у них особенное, требует большой осторожности, терпения и труда, а доходу от него кот наплакал.

Потом мессир Леонардо за полскудо, что нынче утром нежданно завелся в кармане, сторговал несколько чижей, двух дроздов, двух зябликов и пестрого дятла, которых по своему обыкновению намеревался отнести за город и где-нибудь на лужайке или в роще отпустить на волю. Всякий раз он с удовольствием наблюдал, сколь по-разному вели себя птицы, вновь обретая свободу после долгого плена, — одни нерешительно порхали вокруг, точно не знали, что с этой свободой делать, другие стрелой взмывали ввысь и мгновенно исчезали из вида.

В компании друзей Леонардо шагал по монцской дороге, и один из них, Маттео Банделло, в свои юные годы уже снискавший некоторую славу как рассказчик и новеллист, был весь обвешан птичьими клетками. Накануне он приехал из Брешии в Милан, только чтобы увидеть, насколько мессир Леонардо продвинулся с «Тайною вечерей».