Юрий Поляков: контекст, подтекст, интертекст и другие приключения текста. Ученые (И НЕ ОЧЕНЬ) записки одного семинара

Вместе с тем соцреализм становится вполне актуальным слагаемым социокультурной ситуации так называемого «русского постмодернизма» конца ХХ – начала XXI веков. То есть его реликты функционируют в текстах этой культуры, но в «адаптированном», приспособленном к его специфическим задачам виде. В отношении к сорокинским произведениям справедливость данного суждения не только не отрицается, но, напротив, многократно постулируется самим автором. Сорокин утверждает свою склонность к восприятию соцреализма как «автономного эстетического направления»[61]. В случае же с текстами Полякова все не столь однозначно. Эта тенденция не имеет принципиальной значимости по отношению ко всем произведениям писателя, однако в связи с «Хомо эректусом» ситуация явно иная.

В середине второго акта пьесы, действие которой, еще раз подчеркнем, происходит в начале 2000-х годов, после пространного монолога тридцатилетнего (!) коммуниста Василия Борцова от лица всех трудящихся следует интересующий нас диалог:

Л е р а. Ай да Василий! Ну прямо Павел Власов. Машенька, ты не находишь?

М а ш а. Это из какого сериала?

Л е р а. «Мать».

М а ш а. Я не смотрела. (С. 65–66.)

В данном фрагменте нашла словесное выражение та апроприация постсоветской культурой массового потребления соцреалистического наследия. Если отбросить весь свойственный пьесе комический пафос, то легко обнаруживается интерес Полякова к данной проблематике: одну из героинь (Леру) он делает «психокультурологом». Лера занята написанием докторской диссертации «о влиянии виртуальных матриц на динамику социума», она «изучает влияние героев сериалов на реальных людей» (С. 20). Множество деталей указывают на пристальное внимание Полякова к механизму восприятия и потребления человеческим сознанием продукции массовой культуры. Интересен и «новый» адрес (он был добавлен Поляковым при публикациях текста после 2003-го года), по которому находится квартира Кошелькова и Маши, служащая площадкой основного действия пьесы. Герои живут на 19 этаже в доме № 8 в 44-ой квартире по Зоологической улице в Москве[62].

Адрес этот вполне реален, но по нему с 1895-го года располагается двухэтажное нежилое здание. Важным оказывается другой факт: именно здесь с мая 1996 по 2014 год располагалась компания «Союзрекламфильм», что также может служить своеобразным свидетельством пристального авторского интереса к той проблеме, решение которой он доверил своей героине. Вообще для текстов Юрия Полякова характерно проявление пристального внимание к тому пространству, где действуют его герои: писатель лично посещает эти места и там понимает, каким образом поступит тот или иной персонаж[63]. Поляков – коренной москвич и большой знаток своего родного города, и упустить данное несоответствие – значило бы легкомысленно отнестись к тексту пьесы. Вернемся к обсуждаемому фрагменту. В нем героини примерно одинакового возраста (Лера старше тридцатилетней Маши всего на пять лет) утверждают, хоть и косвенно, что главный герой, как было принято говорить в советском литературоведении, «раннего соцреалистического» романа М. Горького «Мать» (1906) Павел Власов и герой какого-нибудь «добротного мыла» (сериала) – явления одного порядка. И, если продолжать размышление героинь, равноправные по сути своей герои могут с легкостью произвести обмен ролями и даже культурными реальностями. Сам Василий Борцов и выступает наглядным примером такого «обмена» реальностями. Подобно замороженному на 50 лет герою «феерической комедии» В.Маяковского «Клоп» (1928) – Ивану Присыпкину (Пьеру Скрипкину), место которому в будущем отведено только в качестве экспоната в зоологическом музее, коммунист Борцов как бы оказывается перенесенным сквозь время в «новую жизнь», в квартиру, повторимся, к И. Кошелькову по адресу Зоологическая, дом № 8. Одна лишь разница: