Иванов день

Про себя Ганна давно называла мясника «бандеровцем». Для нее это было самое ругательное слово. Все бандеровцы ей казались вот такими. Когда Андрусяк разрубал баранью тушу, то ей чудилось, что он разрубает на части невинного человека. В их городке было много зверски убитых в годы войны.

Она редко, может быть раз в год, заходила в кооперативный магазин Андрусяка, предпочитая ему более дальний государственный, с молодым услужливым продавцом, который всегда у нее вежливо спрашивал: «Вам, пани, для какого блюда мясо?»

Андрусяк встречал покупателей или с ухмылкой, или же ненавидящими глазами; ни у кого ничего не спрашивал, кому что хотел, то и отвешивал. Если кто даже глухо начинал выражать недовольство, то он швырял мясо на прилавок и делал такое зверское лицо, что у покупателя пропадала всякая охота вступать с ним в дальнейшие пререкания.

У Андрусяка к тому же на наглой роже было написано: «Я — жулик, со мной лучше не связываться». И правда, никто его не арестовывал, никто не судил. Ганна давно наблюдала за ним, не специально, конечно, а так, интереса ради. О своих «открытиях» она обычно вечером рассказывала Ивану Стефураку. Он молча выслушивал ее, махал рукой: «Ничего с ним не сделаешь. Мясо всем нужно».

Ганна очень хорошо изучила жизнь мясника. Если бы он только знал об этом!..

Этот Микола Андрусяк, перед тем как утром идти на работу, обычно заходил в многолюдную и шумную столовую завтракать (холостяк, какой с него спрос!). Он выпивал свой традиционный стакан водки, основательно закусывал, съедая две-три порции горячего, и лишь после этого неторопливым шагом направлялся в сторону магазина, где его уже дожидался автофургон со свежим мясом и мясопродуктами. К двенадцати часам магазин у него был пуст, все продано. Андрусяк прикрывал дверь и шел по соседним продуктовым и промтоварным магазинам лясы точить, тискать продавщиц. Новенькие, из вчерашних школьниц, обычно с визгом вылетали на улицу… Натешившись, Андрусяк возвращался к себе, брал из-под прилавка круг колбасы — горлышко водочной бутылки у него уже выглядывало из брючного кармана — и неспешно плелся к реке, высматривая среди редких прохожих в этот полуденный мертвый час собеседника и собутыльника.

Вечерами его часто можно было встретить в «Карпатах». Шумно пил и гулял Андрусяк!.. Обычно он и расплачивался за всю компанию. У него была психология современного вора: все делать открыто, ни от кого не таиться.

К Ганне мясник пришел под видом покупателя дома: мол, слышал, что она собирается переезжать к сестре в город Калуш. Потом уж заговорил о женитьбе.

— Представьте себе, вы уже опоздали! — с удовольствием и даже со злорадством ответила ему Ганна. — На той неделе у меня свадьба.

— Как жаль, как жаль… А может, я лучше?.. — Он хулигански подмигнул ей. — Каждый день жрала бы вырезки!..

Она указала ему на порог и со звоном захлопнула за ним дверь.

Как-то к Ганне пришел свататься и настоящий бандеровец из тех, кто после войны был приговорен к двадцати годам за преступление во время немецкой оккупации. Отсидев свой срок, он недавно вернулся в городок.

Это был Никифор Баланюк из заречной части; на левом берегу, на «монастырской стороне», его мало кто и знал. Хаты, конечно, у него не было, строиться ему было лень, вот он и искал себе жену с хорошим домом и участком. Кто-то дал ему адрес Ганны.

Он долго рассказывал Ганне про свое житье-бытье, а когда стал вспоминать военные годы, Ганна вскочила, выбежала на веранду, потом во двор, закричала с такой душераздирающей силой, что к ее дому сбежалась вся улица.

Но Баланюка и след простыл.

Больше всех из соседей перепугалась Ольга Васильевна. Она только что пришла с работы, не успела еще и раздеться, как услышала голос Ганны. Вот точно такой же истошный крик раздался как-то при немцах. Ночью в доме номер тринадцать бандеровцы повесили хозяина в саду. Утром первой увидела повешенного Ксения Попадюк, живущая через дорогу. Вот она и кричала… Успокоить ее стоило больших трудов. Потом она совсем уехала из города, продав за бесценок свой дом.

Через какое-то время у Ганны снова во дворе появился Сергей Петрович Деленчук, преподаватель местного сельхозтехникума.

День был воскресный, прошел первый обильный снег. Зима вступала в свои права.

Ганна расчистила лопатой дорожку, ведущую от ворот к веранде, сильно устала и только собралась чаевничать, когда к ней постучались.

Она вышла на веранду и увидела на пороге Деленчука. С первого взгляда, правда, и не узнала его. Это было и немудрено. Вместо несчастного с виду, какого-то пришибленного жизнью немолодого человека перед нею стоял празднично одетый… жених! И распахнутое пальто на нем сидело отлично (это она сразу определила как самодеятельная, но все же портниха!), и костюм был новый, и вместо неопределенного цвета свитера на нем была сиреневая сорочка с галстуком. Ко всему Деленчук был чисто выбрит.

Она открыла дверь. Он галантно поздоровался, держа в одной руке велюровую шляпу, в другой — большую коробку конфет. Войдя же на веранду, Деленчук коробку сунул Ганне в руки со словами: