Указывая ему на этихъ мальчиковъ генералъ объявилъ, что это его товарищи и что онъ долженъ быть съ ними въ ладу. Стало быть, такіе-же «благородныя дти» какъ и онъ, подсказывало воображеніе, напичканное объясненіями доморощенныхъ развивателей, — нянюшекъ и мамушекъ. Этими благородными товарищами нельзя безнаказанно помыкать какъ той оравой дворовыхъ и крестьянскихъ ребятишекъ, надъ которыми онъ привыкъ съ ранняго дтства командовать и которые допускались въ барскіе хоромы съ одной только цлью — забавлять барскаго дитятю… Новые товарищи были совершенно инаго сорта, съ ними и ссоры, и драки будутъ другія, придется, пожалуй, больше заботиться о самозащит, чмъ объ нападеніяхъ… Жаловаться некому… На генерала надежда плоха… Ему очень внушительно рекомендовали смотрть на него, какъ на человка, который долженъ былъ замнить ему отца, мать и вообще все, что ему до сихъ поръ было дорого и мило на земл; мальчуганъ со слезами общалъ любить и уважать новаго родителя; но все его существо инстинктивно возмущалось противъ искусственно навязанныхъ чувствъ и какъ не насиловалъ онъ свою волю, какъ не повторялъ себ, что теперь у него никого нтъ ближе и родне этого генерала, и что онъ долженъ ему врить, какъ врилъ матери, — ничего изъ этого, кром безотчетнаго страха, не выходило. А впослдствіи, чувства эти опредлились еще рзче и превратились въ ненависть. Случилось это слдующимъ образомъ: наступилъ день именинъ новенькаго кадета. Благодаря лакомствамъ, которыхъ онъ въ тотъ день оказался счастливымъ обладателемъ, товарищи его сдлались вдругъ такъ ласковы и любезны, уплетая его гостинцы, что онъ совершенно забылъ нападки и тумаки, которыми они такъ щедро надляли его не дальше, какъ наканун, и окончательно разблагодушествовался. Въ первый разъ съ тхъ поръ, какъ онъ покинулъ родительскій домъ ему было отъ души весело; вс ему казалось добрыми, всхъ ему хотлось любить. Когда во время обда, генералъ спросилъ у него, почему онъ такъ плохо приготовилъ уроки, онъ вскинулъ и да него смлый, смющійся взглядъ счастливаго ребенка, и не задумываясь отвчалъ, что онъ сегодня именинникъ…
На лиц новаго родителя выразилось сто-то странное, злое и насмшливое въ одно и то же время… У мальчика морозъ пробжалъ по кож, онъ съ недоумніемъ оглянулся на товарищей; но ихъ лукаво усмхающіяся рожицы только усилили смутный страхъ, которымъ начало сжиматься маленькое, перепуганное сердчишко; а строгій окликъ генерала и грозное движеніе большой, сильной руки съ толстыми, синими жилами, и огромнымъ перстнемъ на указательномъ пальц, окончательно разсяло всякое сомнніе на счетъ того, что онъ совершилъ какую-то крупную глупость. Страшная рука опустилась на его голову и бдному имениннику такъ больно надрали вихоръ, что онъ всю ночь проплакалъ отъ боли, стыда и безсильной злобы. Его, дворянина, прибили, прибили не за плохо выученный урокъ, нтъ, а за то что онъ сказалъ правду… Дома всякая провинность искупалась чистосердечнымъ признаніемъ, здсь же наоборотъ… Что за разладица!.. Пережить такой позоръ, такую несправедливость, ему казалось просто невозможнымъ и онъ цлую ночь предавался самымъ мрачнымь мыслямъ и намреніямъ. Но къ утру онъ заснулъ крпко и сладко, какъ засыпаютъ нервныя дти, нарыдавшись до-сыта. Сонъ все изгладилъ и успокоилъ, и отъ волновавшихъ душу чувствъ ничего не осталось кром досады на самого себя и ршимости поступать впередъ умне.
Съ этого дня онъ началъ внимательне и осторожне присматриваться къ жизни и усердно поддлываться къ ней. Вышло отлично: товарищи перестали драться; начальство полюбило его и всячески поощряло. Живо постигъ онъ вс кадетскія увертки, ухватки и сноровки, выучился искусству корчить невинныя рожи, пріятно отвчать старшимъ, шалить и не попадаться. Не занимаясь особенно прилежно, онъ шелъ всегда наровн съ первыми, отлично выдерживалъ экзамены и почти ничего не зная, получалъ награды за успхи въ наукахъ. Огорчаться равнодушіемъ и эгоизмомъ товарищей, оскорбляться незаслуженными тумаками начальства, казалось ему теперь точно также глупо и наивно, вамъ врить въ огоньки, которые гаснутъ съ горя, что люди лгутъ.
Онъ вышелъ въ гвардію и ему изумительно скоро дали полкъ. Даже смшно было видть такого юнаго полковника… Отъ густыхъ эполетъ онъ казался еще моложаве.
— Совсмъ мальчишка, говорили, пожимая плечами, завистники, — и за что только ему везетъ?
— Дайте срокъ, сорвется, повторяли враги.