Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

И вдруг у того, кто постарше, как-то непроизвольно вырвалось:

– Потерпите. Осталось недолго ждать.

Во взгляде холодных глаз мелькнуло что-то теплое, человеческое.

Как молния, пронзила мысль: «Ли Мина скоро выпустят!»

Спросила.

– Я вам ничего не сказал.

Следователь уклонился от ответа. Взгляд его снова стал непроницаемо холодным. Но неожиданно, когда разговор уже подходил к концу, я услышала:

– Можете написать мужу записку.

Записку?! Я была так ошеломлена, что в растерянности долго сидела над чистым листом бумаги. Что же написать? Черкнула всего несколько слов: «Живу на Басманной, учусь, института не бросила».

А когда я пошла назад с Лубянки, во мне все ликовало. Внутренний голос твердил: «Его выпустят! Его выпустят!» Ожидавшая меня с тревогой мама сразу успокоилась при моем появлении. В нас опять ожила надежда.

И мы стали ждать. Мне казалось, что Ли Мин вернется скоро, совсем скоро. Но прошел день, другой, потом неделя, еще одна… все оставалось по-прежнему. И меня охватили сомнения: не почудилось ли мне все это?

Приближались Октябрьские праздники, но в семье у нас не ощущалось никакого предпраздничного оживления – наоборот, даже было как-то особенно тягостно и уныло.

Вечером 4 ноября я по обыкновению сидела дома. На улице стемнело. И тут неизбывная тоска навалилась на сердце, свет белый стал не мил. Такого отчаяния, такой безнадежности у меня никогда еще не было. Прилегла на постель, чтобы забыться хоть во сне. И вдруг раздался пронзительно громкий звонок. Словно электрическая искра пробежала по телу: «Ли Мин вернулся!»

Вскочила с кровати и стремглав бросилась к входной двери. Открыла – на пороге стоял Ли Мин с огромным узлом в руках. Тем самым узлом, который я передала для него в Матросской Тишине. Из-за узла выглядывал военный – тот, постарше, которого я видела на Лубянке.

– Это вам подарок к Октябрьскому празднику, – услышала я его слова.

Я посторонилась, чтобы пропустить входящих, и тут же, как сумасшедшая, метнулась по длинному коридору в кухню с криком:

– Мама, Ли Мин вернулся! Ли Мин вернулся!

Мама так и села. Ей стало дурно от внезапно свалившейся на нас радости. Сердобольные соседки брызгали ей в лицо водой. А я, почти обезумевшая от случившегося, вернулась в комнату. Следователь (фамилии точно не помню – какая-то птичья, вроде бы Синицын), выполнив свою миссию – доставить освобожденного на машине домой и убедиться, что все в порядке, – попрощался с нами и ушел.

* * *

На следующий день я ехала в институт уже совсем с другим чувством, не с таким, как в последние два года. Сообщила в бюро комсомола, что муж освобожден. Секретарь факультетской организации, услышав об этом, даже пожал мне руку и сказал: – Я так и думал, что его выпустят! Люди быстро все-таки меняют личину. Вскоре меня восстановили в комсомоле.

Глава 10

Лубянка, Бутырка, Таганка

Ранней весной 1993 года я с дочерью Инной, слегка волнуясь, шла по Большой Лубянке вверх, в сторону центра. Мы подошли к старинному зданию, окрашенному в светло-синий цвет, поднялись на крыльцо флигеля, где висела неброская доска с надписью: «Приемная КГБ».

Совсем недавно я услышала, что КГБ частично открыл архивы и допускает к ним прямых родственников репрессированных лиц. Такую возможность нельзя было упускать.

В начале 90-х все делалось довольно открыто и просто. У нас не спросили никаких подтверждений родства, а у меня ведь даже паспорт был иностранный, с другим именем. Мы с дочерью просто заполнили анкеты, попросили выдать для прочтения дело заключенного Ли Мина (Ли Лисаня), арестованного в феврале 1938 года.

Через пару дней, в назначенный срок, снова пришли в эту маленькую темноватую приемную. Нам вынесли толстую архивную папку в грубом картонном переплете, сброшюрованную так, как это полагалось в 30-е годы. Рукописные листы пожелтевшей бумаги, фиолетовые чернила…

– Наверное, с тех самых пор к этой папке никто и не прикасался? – вырвалось у меня.

– Ну что вы! Совсем недавно, когда Ельцин собирался в Китай, у нас попросили это дело, – с улыбкой ответствовал некий сотрудник в чине полковника, явившийся вместе с секретаршей, которая выдала нам папку.

Он с откровенным, но доброжелательным любопытством разглядывал меня.

Зачем Ельцину понадобился Ли Лисань? Этот вопрос я, конечно, не задала вслух. И ответственный сотрудник меня особо не интересовал. Взгляд притягивала только эта, когда-то сугубо секретная папка. Не думала я, что когда-нибудь возьму ее в руки!

– Мы выдаем официальные справки о реабилитации за отсутствием состава преступления. Вы не хотите получить для своего мужа? – продолжал разговор сотрудник.

– Нет. Это ему уже не нужно.

– А вам?

– И нам тоже. В Китае его никогда не считали виновным.

Это была правда. Мне от них не нужно было ничего. Просто хотелось узнать во всех подробностях, как оно было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное