Избранное

Банди Чапо как в воду канул. Он ушел на хутор к сыновьям, якобы посмотреть лошадей. Но это лишь отговорка, на самом же деле он не хочет присутствовать при разборе своего дела. Как он посмотрит теперь в глаза Габору Кишу, с которым они вместе подавали снопы на молотилку, и Чири Боршошу, что убил бы его одним взглядом, и Янко Тоту, который готов проглотить его живьем?

Дядя Михай в замешательстве не знает, как быть. Он всегда избегал ссор и ругани, даже перед женой отмалчивался, а тут вон какая оказия, и неизвестно, чем все это кончится. Зачем только он стал председателем? Такая должность не для него. Он думал, что дело пойдет так же гладко, как и в комитете по разделу земли. К тому же в душе ему хотелось доказать Жужи, что он не последний человек, хотя она его ни во что не ставит. И вот влип: Мири Боршош, Имре Варга и остальные не пощадят его. Хоть бы эта скотина Чапо не возвращался!..

Все это мгновенно пронеслось у него в голове, но вслух он смиренно спросил:

— Что же нам делать, Габор?

— Созовем всех, девушек тоже…

— Хорошо, правильно, — подхватывает Шош и громко кричит: — Идите сюда все! Все, и девушки тоже!

Люди не спеша подходят. Хотя они еще хорошенько не обсохли, но собрались, как один, — до них уже дошла весть о том, что Банди Чапо пойман с поличным.

Толпа сгрудилась вокруг злополучного мешка, мокрого, до половины наполненного зерном, — вещественного доказательства преступления.

Дядя Михай, как председатель, заговорил первым; его речь на этот раз была еще более нескладной, чем всегда.

Помявшись, он начал с того, что тут, надо думать, произошла ошибка:

— Этот мешок…

Но великан Янош Тот прервал его криком:

— Я всегда говорил, что этот скупщик кроличьих шкур — жулик, и кто знает, сколько он уже стащил? Он никогда не расставался со своей торбой, то и дело прикладывался к бутылке: сыновья тайком привозили ему палинку и фляжки с вином. Я сам видел, как он угощал тракториста и Михая Шоша.

Имре Варга, окончивший местную партийную школу, крикнул:

— Вот из таких и получаются капиталисты!

— Он-то хотел бы, браток, только теперь шалишь, не выйдет, — добавил Чири Боршош.

— Где он, этот крольчатник? — заорал Фери Михаи. — Я бы его взял за горло, попадись он мне только! Бог свидетель, сразу пропала бы у него охота обворовывать кооператив!

— Выгнать его, мерзавца, вон из коллектива! — рявкнул Бени Майор. — Не давать ни единого зернышка!

— Тех, кто растаскивает общее добро, вешать надо! — кричала вдова погибшего солдата Миклоша Юхаса, у которой и без того сердце было переполнено горечью. Она ненавидела Чапо, который требовал, чтобы она поудобнее подавала ему снопы, даже если это грозило ей поскользнуться и упасть в грохочущий барабан — от непрерывного мелькания у нее кружилась голова. В людях внезапно заговорило сдерживаемое вот уже много дней озлобление, и, не скройся Чапо, плохо бы ему пришлось. Подозрительность, недовольство, зависть — все чувства, таившиеся под спудом, частью возникшие уже здесь, частью подогревавшиеся единоличниками из села, выплеснулись наружу, и опять поднялся обычный крик и шум.

Дядя Михай не мог успокоить собравшихся, так как их негодование частично обратилось и на него самого, непредусмотрительного и трусливого председателя. Ведь это по его вине они вчера так промокли и хозяйство сильно пострадало. О чем он думал, когда приближалась непогода? Надо было приостановить работу молотилки и привести все в готовность, а он вместо этого пытался обмолотить остаток скирды, когда буря вот-вот уже готова была разразиться. Кто, как не он, погнал подводы под дождь? Вот они и стоят теперь на дороге! По его вине ветер порвал брезент, ток залит водой — опять Шош проморгал. Почему он выбрал для него место здесь, а не повыше, у берега? И бдительности Михаю Шошу не хватает: Чапо воровал у него под носом, сколько хотел. Так говорили все.

«Что-что, а уж насчет бдительности неправда!» — мысленно защищался Михай Шош, ведь он только о том и думал, как бы избежать краж, оттого и не успевал наблюдать за всеми и как следует руководить работой. Но вслух он не мог, как говорится, ни вздохнуть, ни охнуть, не то что промолвить хоть слово в свое оправдание.

Наконец Габор Киш с трудом унял расходившихся крикунов. Он прикрикнул на Чири Боршоша и Янко Тота. Даже тракторист его поддержал.

— Замолчите же, говорят вам!

— Внимание, люди! — Шош в конце концов получил возможность говорить. — Признаюсь, товарищи, — начал он официальным тоном, — что я допустил много ошибок, и поэтому предлагаю выбрать другого, может, он будет более подходящим председателем, а я охотно откажусь.

Тут снова поднялся шум. Одни кричали: «Давно бы так!» Другие укоряли: «Поздно вспомнил, теперь убытков не оберешься!» Третьи одобряли: «Правильно, пусть председателем станет Габор Киш!»