Избранное

Превратившись в настоящего или почти настоящего барина, Эндре Келемен все же унаследовал от деда некоторые крестьянские привычки. Но не те, которые нравились людям и создавали Бачо-старшему его популярность, а лишь те, которые были пригодны для выжимания пота из батраков и поденщиков. Дед его, бывало, не гнушался в полуденную пору или вечерком прогуляться среди котелков, в которых поденщики, ночующие в поле, и батраки, варили себе обед или ужин. Старик нередко останавливался около какого-нибудь котелка и, обращаясь к его владельцу — пастуху, батраку или работнику (Бачо постоянно нанимал работников), говорил:

— Эх, и славно же пахнет! Добрая, должно быть, у тебя, Пишта, тархоня[21] получилась.

Удостоившийся такой чести батрак был рад угостить хозяина — ведь своим кулинарным искусством гордятся не только хозяйки и вельможи-чревоугодники, но и бедные крестьяне, готовящие себе трапезу в котелке.

Сказать, чтобы Бачо-Келемен обедал или ужинал у своих работников из скаредности, было бы неправдой. У него имелись на то иные причины. (И причин таких было несколько, ибо поведение человека слагается обычно из многих причин.)

Первая из них, над которой старый Бачо никогда не задумывался, хотя и постоянно руководствовался ею, состояла в том, что ему всегда было как-то неловко перед бывшими приятелями-бедняками за свою великую удачливость и скороспелое богатство. Он хорошо знал этих подобных себе людей, знал и о том, что они думают о давнишнем приятеле, который, выбившись в люди по милости господней, на другой же день воротит нос от старых друзей. Такого человека считают подлецом. А прослыть подлецом среди своих батраков и поденщиков старый Бачо совсем не хотел.

По собственному опыту он знал, как приятно бедняку, если богатый поговорит с ним по-человечески, и как предан бывает бедняк такому хозяину. Если хозяину нужно сделать какое-нибудь дело на совесть и поскорей, бедняк не щадит своих сил. Как зеницу ока, как свое кровное, да и пуще того, бережет он хозяйское добро, скотину, посев, ибо это для него — дело чести, а тому, у кого, кроме чести, ничего нет, она особенно дорога.

А как стесняется бедняк просить у приветливого хозяина прибавки — об этом нечего и говорить. Пусть вздорожали сало и одежда, пусть даже поднялась поденная плата — он никогда не попросит больше, чем получал прежде.

Другая, не менее существенная причина заключалась в том, что Андрашу Бачо-Келемену, бывшему овчару, были хорошо известны все уловки батраков. Ведь и в его собственном котелке не переводилось, бывало, мясо господских барашков, которые, как он клялся хозяину, днем раньше или позже все равно должны были околеть. Вообще говоря, он был прав: ведь каждый смертный, человек или зверь, однажды умрет, и умрет лишь однажды. Но пока он живет — и живет опять-таки только один раз, — почему бы ему и не жить лучше, если он видит такую возможность? На что овца — скотина кроткая, и та норовит забрести на запретную лужайку, когда нет поблизости собаки или пастуха.

Одним словом, старый Бачо не упускал случая заглянуть в батрацкий котелок. Но совсем не с той целью, с какой делал это некий французский король, пожелавший видеть в каждом крестьянском горшке по воскресеньям курицу, а с целью как раз обратной — нет ли в этом горшке чего-нибудь запретного, вроде молоденького кролика или куренка, тайком собранных под яслями яичек или взятых у хозяина в долю на откорм индюшек, гусей, а то, гляди, поросенка либо барашка. Бачо был овчаром и знал, что иная овца приносит по два, а иногда и по три ягненка.

Не забывал он и кухни батрацких жен. Нет-нет да и заглянет туда, приподнимет крышку над кастрюлей и полюбопытствует, разумеется, из самых добрых побуждений, — чем это потчуют бабы рабочего человека? Поэтому-то, прежде чем стянуть что-нибудь у хозяина Бачо себе на харчи, нужно было трижды подумать, ведь заранее не предусмотришь, когда именно старик сунет нос в твой котелок.

По всем этим причинам, да и по многим другим, распространяться о которых здесь не место (ведь мы собираемся вести речь не о Бачо-Келемене и его отпрысках, а об их старшем батраке Габоре Барна), старый Бачо сделался человеком известным, и не только среди своих односельчан, но и во всех окрестных хуторах и селах и, пожалуй, даже во всем комитате. И не только среди бедняков, но и среди людей состоятельных.