Избранное

Гент

Из башен, город заполняя всклень,

металл струится, как река живая,
в литейных формах улиц отливая
из бронзы ослепительнейший день,

и, грандиозности явив излишек,

видна в начальной пестроте минут
процессия девчонок и мальчишек,
где бьются волны, мчатся и несут
под флагами к запруженным воротам,
влекомые Всевышним и расчетом,
преграды обтекая поскорей;

но дальше их подхватывает взлетом

кадил, которые, все семь, несутся
и, как бы устрашась кого-то, рвутся
взлететь с серебряных цепей.

Кругом движенье, крики, шум и стоны,

когда она, как из краев иных,
ступает, опираясь на поклоны,
и задевает балдахин балконы
в качании подвесок золотых.

И узнают, кто с радостью, кто с плачем,

в испанском облачении до пят
фигурку с маленьким лицом горячим,
с младенцем на руках, и все спешат
пасть ниц, молитвы второпях шепча,
пока она в неведенье, в короне
благословляет согнутых в поклоне —
и раскрыляется за ней парча.

Она неторопливо проплывает

над теми, кто с колен следит за ней,
и, кажется, толпой повелевает
она одним движением бровей —
надменна, раз и навсегда дана:
подавлены сомненьем и тревогой,
все прочь бредут, помедлив. А она,

вобрав в себя шаги всего простора,

по зыби плеч шумящего потока
в открытый гром колоколов собора
идет — и женственно, и одиноко.

Остров

Северное море

Дорогу в ваттах снова смыл прилив,
вокруг все серо от воды сплошной;
поодаль остров, мал и сиротлив,
закрыл глаза; за дамбой насыпной

укрылись люди; судя по всему,

их жизнь что сон, в котором, как в осадке
покоятся миры; их фразы кратки
и точно эпитафия всему

чужому, намывному, что всевластным

теченьем к ним прибилось невпопад.
И видится, как в детстве, все подряд

ниспосланным, чрезмерными опасным,

к тому же одиночеством всечасным
еще преувеличенным стократ.

Как будто в лунном кратере припрятан,
здесь каждый дворик дамбой обнесен,
и каждый сад оборван и подлатан,
и, точно сирота, подстрижен он

ветрами, что сурово их растят,

о гибели пророча и невзгодах.
Все, запершись в домах, молчком глядят
на зеркала кривые на комодах,

страшась. Один из сыновей со скуки

под вечер на пороге тянет звуки
гармоники, чей плач понять нельзя,

услышанный им в гавани нездешней.

Тем временем овца на дамбе внешней
все разрастается, почти грозя.

Близь — что внутри; что вне — лишь череда
далекостей. И внутреннее сжато
от полноты и, может быть, заклято.
И остров — слишком малая звезда,

вселенной не замечена совсем

и потому уже обречена;
одна и не услышана никем,
она,

и гибелью обделена и светом,

придуманной орбитой до сих пор
идет вслепую и наперекор
бродячим звездам, солнцу и планетам.

Могилы гетер