Избранное

Цветомускул движет анемоной,
открывая лоно поутру
многозвучности неугомонной
солнечного неба на ветру;

перводвигатель звезды цветочной,
преодолевающей печать
девственности в целости бессрочной,
чье предназначение — зачать,

только не вернуть живых, но тленных
лепестков тебе в былом покое,
ты, начало скольких же вселенных;

или в нашей длительной печали
пережить не в силах мы такое,
чтобы, наконец, и мы зачали?

VI

Роза, ты царственное увенчание трона,
для древних ты чаша: привычна чаша сия,
а для нас ты неисчерпаема и бездонна,
неисчислимый цветок бытия.

Показаться может с первого взгляда:
платье на платье носишь, яркая ты,
но каждый лепесток — опроверженье наряда
блеск твоей наготы.

Столетьями твой запах вокруг
говорит сладчайшими именами;
слава твоя веет в воздухе вдруг;

но как назвать ее, мы гадаем,
лишь воспоминание движет нами,
когда званого часа мы ожидаем.

VII

Родичи ласковых рук, приводящих в порядок
вас, питомцы девичьих рук,
на садовом столике отпрыски клумб и грядок,
цветы, пережившие нежный испуг

в ожиданье воды, от которой вы можете сами
в смерти печальной опамятоваться, но
вам, возникшим едва меж струящимися полюсами
чутких, чающих пальцев, дано

большее: избегая изгнанья,
очутиться в кувшине, вернуться домой,
где тепло и прохлада — девичьи признанья,

исповедующие вас, грехи, хотя вы устали,
но, в сочетанье сорваны ею самой,
вы между пальцев цветущих вновь заблистали.

VIII

Памяти Эгона фон Рильке

С вами, немногими, в детстве играя,
сад городской открыл я, исток
неторопливого нашего рая;
агнцу, на чьих губах листок,

молча гласящий, мы уподоблялись;
кто радость назвать решится своей?
А годы, как люди, шли, удалялись
все торопливей, пугливей, скорей.

Проносились мимо грохочущие экипажи;
дом возвышался, в самом себе заточенный,
нас не зная... К былому нет ли ключа?

Только в воздухе мяч. Ни пропасти, ни пропажи,
ни детей; лишь один из них, обреченный,
не уклонялся от падающего мяча.

IX

Судьи, совсем не нужен железный ошейник,
чтобы заключенному тосковать.
Может вас бог, этот нежный затейник,
сладостной судорогой сковать.

На эшафоте наследье прошлых эпох
возвращается. Детям приходит охота
дарить игрушки старые. Сердце — ворота,
через которые входит иначе бог

истинной нежности; он грозит нам захватом
и сияньем, как боги другие подчас,
больше, чем ветер, играющий в море фрегатом,

но не меньше всех потаенных и тихих нитей,
изнутри оплетающих молча нас,
как шаловливый плод бесконечных соитий.

X