Избранное. Тройственный образ совершенства

Благо всем, ведущим к свету,
Братьям, с братьев снявшим гнет,
Людям мир, благословенье;
Долгих мук исчезнет след,
Дню вчерашнему забвенье,
Дню грядущему привет!

произошло нечто невиданное и в Москве. Аплодисменты и крики продолжались почти 10 минут. – Собственно речь этого не стоила; она вся очевидно, была, рассчитана на эффект; но можно было аплодировать Гольцеву.

Третьего дня – 1 февраля – соблазнил меня один поляк пойти на польский вечер. Их бывает за зиму три, все в пользу нуждающихся рим. – кат. вероисповедания. Ничего особенно интересного там не было. Если бы я не знал, что это польский вечер, рассматривая все эти лица, и даже прислушиваясь к их речам, я принял бы их за самое космополитическое общество; нельзя было заметить ничего польского. Это меня очень огорчило, так как я пришел увидеть именно польское общество. Любители недурно сыграли 3 одноактные пьесы на польском яз., а после того начались танцы. Я зело скучал (так как и красивых было очень мало) и рвался домой, но мой поляк все удерживал меня, пока – часу в первом – началась мазурка. Тут уж я и сам не хотел уходить. Мазурка эта вознаградила меня за все: я видел настоящих (может быть, и не вполне) поляков и полек. Была одна пара: красивая молодая женщина и немолодой господин, – им все отдали пальму первенства; и как они танцевали! Вот, взяв друг друга за руку, несутся они через залу: она в каком-то упоении, то будто удаляясь от него, то снова грудью приближаясь к нему и встречаясь с ним глазами; он – в экстазе, топая ногами, вскидывая свободную руку; то вдруг, обхватив ее стан рукою, он завертит ее вихрем, – и опять уже несутся они по-прежнему, взявшись за руку, она томно и плавно, будто изнемогая от избытка счастия, он словно в бешеном восторге.

Я никогда раньше не видел этого танца, и тем сильнее было впечатление, которое произвела на меня эта пара. Однородное впечатление испытал я в прошлом году, когда в первый раз видел, как грузин с грузинкой танцевали лезгинку.

21 [87]

Москва, 27 февр. 1891 г.

Среда, 11 час. веч.

Дорогой брат!

Уже почти неделю готовлюсь к экзаменам – читаю 25-ую книгу Ливия, которую завтра и кончаю. Всего по классикам придется прочитать около 6 тысяч строк – я выбрал – по латыни 1-ую книгу Посланий Горация и 25-ую книгу Ливия, по-гречески – Филоктета (др. Софокла) и какую-нибудь книгу Фукидида (не наверно). Ливия прочитал без подстрочника, с одним словарем, почему на каждые 100 строк уходило 2 часа; все остальное буду читать с переводом в руках. – Кроме того, придется еще зубрить по грамматике (мне особенно – по греческой). По латыни – хотя я грамматику и забыл, но сохранил какое-то чутье, и на прошлой неделе перевел с одним словарем полстраницы из сборника Ходобая без единой ошибки. Я даже сам удивился.

На прошедшей неделе вывесили у нас проект распределения экзаменов – удобного, но растянутого. Вот оно:

1-го мая – греч. авторы.

10-го – философия.

18-го – лат. авторы.

27-го – рус. история.

Может быть, его еще изменят.

Читал в последнее время мало; в свободные часы занимаюсь англ., итал. и польским.

По англ. беру 3 урока в неделю, по часу; итал. продолжаю слушать в университете, 2 раза в неделю по 2 часа; по-польски научил меня читать мой бывший сосед, и я со словарем почитываю мелкие стихотворения Мицкевича. Этот язык нравится мне все больше и больше.

В театре бываю мало. Видел «Снегурочку» – сказку Островского с прелестной музыкой Чайковского, – в высшей степени поэтическую чудесную пьесу.

В воскресенье (24-го) было открытое заседание Общ. любит. росс. словесности. Билета я не мог достать, пришел и стоял до тех пор, пока впустили. Заседание происходило в актовом зале; на дворе стояло около 200 студентов и посторонних мужчин и дам; дело доходило чуть не до драк. Заседание продолжалось от получаса 2-го до начала 5-го часа. Читали по порядку: г-жа Маклакова, Мачтет и Иванов. Первая читала отрывок из своего романа, который, говорят, появится в мартовской книжке В. Е.[88]

Мачтет читал отрывок из своего рассказа «Личарда», где фигурируют студенты 60-х годов и т. д. Отрывок очень милый и автору хлопали много.