Избранное. Тройственный образ совершенства

Сегодня же решился другой важный вопрос: я начинаю работу на медаль. Если экзамены (как ходят слухи) будут осенью, то я успею и сочинение написать, и экзамены держать, если весною, то отложу их на год. Тема – не Виноградова, но по его предмету, так что сочинение будут читать оба профессора. Ты понимаешь, что недурно писать сочинение на медаль по совету самого профессора, и когда он объясняет план и метод (он это сделал сегодня). Тема следующая: «Об отношении цитат из Аристотелевой Αθηναίων πολιτεία в биографиях Плутарха к показаниям изданного Британским Музеем под этим заглавием трактата». Некоторые ученые утверждают, что трактат, дошедший до нас без заглавия, вовсе не есть знаменитая в древности Αθηναίων πολιτεία Аристотеля, а какое-то другое сочинение; сопоставляя ссылки, которые делает Плутарх на Аристотелеву Αθηναίων πολιτεια с изданным теперь трактатом, нужно доказать, что это именно и есть сочинение Аристотеля. Трудность состоит в том, что Плутарх редко называет Аристотеля и еще реже цитирует его буквально, а большею частью, взяв у него несколько слов или строк, передает их своими словами.

Работа будет трудная и интересная. Главное, что она даст мне твердый метод для критики текстов, что самое важное для историка. Я и Виноградову сказал, что это соображение больше всего побуждает меня принять его совет, но что я никогда не посвящу себя греческой истории. Если работа будет хороша, я почти могу быть уверен, что она будет напечатана.

Он принимает во мне, как видно, большое участие; на днях он говорил с деканом о моей стипендии, и декан сказал, что мне, вероятно, нельзя будет выдать прошлогодней стипендии – в силу весеннего указа о стипендиях для не-христиан. Ввиду этого Виноградов как бы снимает с меня заботу о моем материальном положении и берет ее на себя. Он опять подтвердил, что с осени рассчитывает на меня, как на своего секретаря, а пока тоже не оставит меня без работы. Ближайшие три дня, т. е. завтра, в субботу и воскресенье – я буду вечером работать у него – он будет диктовать какую-то статью.

Вот как обстоят дела: все это нахлынуло так неожиданно, что я еще не совсем опомнился. Обо всем происходящем я почти никому не рассказываю; просто боюсь, как бы не подумал кто-нибудь, что все это делается по моим просьбам, что я заискиваю в Виноградове. Между тем – видит Бог – все делается без моего участия. Сегодня, слушая его, я ни разу даже не благодарил его за участие, которое он во мне принимает, и только при прощании, пожимая его руку, прошептал едва слышное: «благодарю вас». Если не другие, то ты мне поверишь, что теперь, сидя у себя за столом, со стаканом чая, я чувствую себя гораздо лучше, чем час тому назад, когда сидел у него в кабинете и слушал его комплименты и слова участия. Он – очень симпатичный человек, очень простой и деликатный, но комплименты – от кого бы то ни было – заставляют меня краснеть, а признаки участия обязывают к благодарности. Свобода мне дороже всего в мире; я с подозрением слушаю его лестные слова, опасаясь, что они похищают мою свободу; поэтому, когда он дает мне какой-нибудь совет, я – может быть, иногда даже с излишней горячностью – привожу свои доводы. Я ревную свою свободу.

31 [103]

Москва, 20 декабря 1892 г.

Воскрес., веч.

Дорогие родители!