Избранное. Тройственный образ совершенства

Нынче непременно жду от вас письма. Напишу пока, чтобы к вечеру письмо было готово. Все эти дни я был занят составлением оглавления, переводом и проч. Очень хотелось бы кончить Рамбо на этой неделе. В пятницу веч. квартет у Гольденв. был скучнейший. В субботу вечером у меня были гости: Булгаков, Ник. Сперанский и Ландау; сидели до 11, потом мы пошли погулять. Вчера в 2 часа Вернер принес мне билет на обед Златовратского, и мы условились, что я к 4-м зайду к нему (он живет возле Эрмитажа). В 5 мы были уже в Эрмитаже. В большой колонной зале все места уже были заняты; Вернеру один из его приятелей приготовил место, а мне оставалось сесть в боковой зале, где ничего не слышно. Это было очень досадно. Но в это время я увидел Маклакова, и это спасло меня; один из его приятелей занял на всякий случай мест десять и теперь раздавал их друзьям. Маклаков и добыл мне одно из этих мест – очень хорошее, у того самого стола, где сидел Злат. и где говорились речи. Обед начался около 6. После жаркого начались речи; об этом вы можете прочитать в сегоднешней газете. После речей и телеграмм говорил сам Злат. – говорил изумительно нескладно, но и удивительно искренне; вообще его речь, как и его фигура – медвежья, в старом и плохо сидящем сюртуке – отнюдь не имели юбилейно-торжественного характера. Почти все, что говорилось (кроме него) можно охарактеризовать одним неприличным словом: п… Аффектация в каждом слове, самодовольство, убожество мысли и слова – просто поразительно. Читает адрес «рабочий» в сюртуке, манишке и изящном сером галстухе, немедленно Карышев вскакивает на стул и вопиет: «Сегодня знаменательный, исторический день: сегодня реально совершается слияние народа с интеллигенцией, с литературой». Читает адрес студент Петровской Академии, франт-белоподкладочник; только он кончил, Карышев держит речь: «Этот адрес, мол, высоко знаменателен; он показывает, что есть преемственность между поколениями, преемственность русского идеализма». – Злат. наговорил кучу нелепостей (сопоставил марксизм с декадентством и проч.), но говорил от глубины сердца, с искренней болью и волнением. Кончил он тостом за идеалы 60-х годов; демократизацию учреждений, демократизацию социального строя и демократизацию образования. По правую руку от него сидели Скабичевский и Кривенко, которые для этого приехали из Петербурга, по левую – Веселовский, Шенрок и др. Отличный адрес был от русских женщин. Часов в 8 окончился обед; кто ушел, а большинство перешло в соседнюю залу, и снова началось вино и чаепитие. Ермилов отлично прочитал отрывок из «Деревенского короля Лира» Злат-го. В 10 часов я уехал домой вместе с Муравьевым. На его вопрос о впечатлении, я ответил: у меня разболелась голова – не знаю, от речей или от вина; и то, и другое было фальсифицировано. Я обратил его внимание на такой факт: за обедом было около 240 чел. С персоны стоило 3 р. 75 коп.; кроме того, все пили вино и многие шампанское; я выпил только 2 рюмки, и это обошлось мне в 1р. – всего, значит, 5. С уверенностью можно сказать, что большинство оставило по 6–8 руб. Итак, всего – около 1500 руб. – один обед. Затем тьма телеграмм, разъездов, подношений, и проч. Юбилей обошелся minimum в 2000 руб. Разве это не ужасно? На 2000 можно учредить целую школу. А на школу имени Злат-го собрано всего рублей 400.

Когда я вернулся домой, ко мне зашел Булгаков. Я передал ему свои впечатления, а он рассказал о том, что было у Злат. утром. В крошечной и бедной квартирке (у Злат. жена и четверо детей) набилось множество народа – все депутации с адресами. В ответ на адрес Нов. Сл. Злат. сказал примирительное слово: что-де теперешний раскол – временный, вызванный ненормальными политическими условиями, а настанет время, и все опять будут заодно.

Но я не сожалею, что пошел. Я убедился, что между остатками шестидесятников и нами психологически гораздо больше общего, чем между ними и промежуточным между нами поколением; это общее – искренность, честность мысли и слова. Люди 70-х и 80-х годов за очень немногими исключениями – в лучшем случае равнодушные болтуны. Тип Гольцева и Карышева преобладает между ними, тогда как между нами преобладает тип Булгакова или Водовозова, приближающиеся к Добролюбову по чистоте и искренности.

Пятн. 6 ч. веч. Вчера я остановился на этом с тем, чтобы подождать 5 ч., когда приходит почтальон. Действительно, получилось ваше письмо от пятницы.

Обед Златр. затянулся, говорят, до 4-х часов ночи и ознаменовался дракой. Подробностей пока не знаю.

Вчера, часов в 7 веч., пришел молодой Щепкин и просидел до часа ночи, так что я не успел дописать письма. Нынче часа в два пришел ко мне Ник. Сперанский с предложением от Сабашниковых – взять на себя редактирование рус. перев. книги Бюхера – Arbeit und Rhytmus[137], по 12½ руб. с листа (листов будет 9—10). Я просил его достать мне оригинал и рукопись, чтобы посмотреть перевод, и тогда дам ответ. Если будет много работы, то не возьму.

С корректором я уже совсем расплатился; пришлось ему кроме тех 20, еще 8 руб.