Перевожу последние 30 стр. и очень медленно. Надоело.
Будьте здоровы и пишите часто. Крепко целую вас и мальчика и остаюсь любящий вас М.Г.
51[138]
Понед. 29 дек. 1897 г.
12 час. дня.
В субботу вечером был я у Вернеров и очень скучал; домой вернулся в 11 час. Вчера с утра читал корректуру, затем, около часа пришел Фабрикант и потащил меня к Щепкиным, где я уже засиделся до 7 час. У них все время были гости. Познакомился с Неручевым, который теперь проездом в Петерб. гостит у них. Он был когда-то проф. Петровской Академии, потом вместе с Щепк. принужден был уйти оттуда, и вот уже лет 12 живет возле Кишинёва в своем саду. Очень хороший, честный и умный старик, убежденный антисемит, у которого лучшие приятели в Кишиневе – евреи, человек незлобивой души. Там же слышал о почти невероятном событии, которое случилось на днях здесь в женском Николаевском Институте. Ночью одной ученице 5-го класса (значит 3-го) приснился сон, будто стоят в классе директриса с инспектрисой и первая говорит: вот стены очень почернели, надо будет выкрасить их, – а инспектр. отвечает: не надо красить – они скоро обагрятся кровью учениц. – Утром девочка рассказала это товаркам, они стали обсуждать этот вопрос, и у них сложилась такая мысль, что приедут убивать их студенты, и приедут на лодках по Москве-реке (институт стоит на берегу), а инспектриса из окна даст им знак. – В тот день у них было чтение с туманными картинами для старших классов; во время чтения инспектриса как-то подошла к форточке – одна ученица крикнула не своим голосом, и все в паническом страхе бросились вон из залы, падая и наступая друг на друга. В результате искалеченные и окровавленные, которых перенесли в лазарет. Маленьких спасли только тем, что немедленно собрали на молитву. – Недурная характеристика воспитания и нервности учениц в закрытых институтах!
Вечером зашел ко мне Романов и рассказал, что произошло вчера на заседании историч. общества. Читал какой-то дурак о Лампрехте, которого ругал. После реферата Романов выступил в защиту Лампрехта, ссылаясь на мою статью в РМ. (1896, № 10). Герье заинтересовался узнать, чья статья, и Ром. неосторожно назвал меня (на что не имел права, так как подписано М.Г) После закрытия заседания Герье подходит к Ром. и говорит ему: «Я уже давно ищу Герш. и думал, не придет ли он сегодня сюда. Вы видите его?» Ром. ответил, что да. Тогда Герье просил его передать мне приглашение придти к нему или в пятн. веч., или в воскр. днем. Без сомнения, хочет выудить у меня реферат; но тщетно. Однако, я пойду к нему вместе с Роман. же.
Сегодня (понед. 6 час.) у меня весь день были гости: сначала Черняев врач (в прошлом году я обедал у него); он вчера приехал из земства и поселился здесь. Он кончил в этом октябре и рассказал интересные вещи о Данилевском, который был у них председателем. С ним держало 18 женщин (15 евреек в том числе кишин. Цвибель и 3 христ.). Между еврейками была некто Гурвич, которая уже 6 лет работает в московском земстве, то на эпидемии, то вольно. Чуть не накануне 1-го экзамена полиция сообщает в комиссию, что Гурвич не может держать экзаменов, так как она неблагонадежна. г. бросается в полицию, к председателю губ. зем. управы, который ее лично знает, к губернатору, – доказывает, что ей два месяца назад выдано свидетельство о благонадежности, что она жила там-то, что ее знают такие– то – ничего не помогает. Тогда Данил. сам едет к губернатору, но тоже узнает, что ей нельзя держать экз., а почему – никто не знает. Между тем начинаются экзамены. Гурвич едет раз в Петерб., едет другой – ответ тот же. Данил. телеграфирует министру, но получается категорический отказ. В то время Аничков был где-то в московском округе; Данил. добивается того, что помощник попечителя едет к Аничкову узнать, в чем дело, но тот тоже ничего не знает. Данил. решает в промежутке между экзаменами лично поехать в Петербург, но в это время дело разъясняется: полиция смешала эту Гурвич с какою-то ее однофамилицей. Все теоретические экзамены уже прошли, но Данил. назначает для нее особые комиссии, она держит по три, по четыре предмета в день и получает диплом. – В самом разгаре экзаменов полиция потребовала, чтобы все еврейки покинули Москву, но Данил. поехал к обер-полиц. и уговорил его. – Девицы на прощание отдельно снялись с Данилевским; провожали его с овациями.
52[139]
Москва, 2 января 1898 г.
Пятн., 9 час. веч.
Дорогие мои!