Избранные произведения

Услышав просьбу жарких, светлых слез

И ту газель, что милый произнес,

Лайли от всех мгновенно отвернулась,

И подошла к нему, и улыбнулась,

Сказала с нежной ласкою в речах:

«О воинства страдальцев шахиншах!

Мы оба — я и ты — влюбленных двое,

Нам без любви постыло всё живое,

Не плотью — сердцем слиты я и ты,

Мы суесловны, но душой чисты.

Нахмурила я брови, но не думай,

Что на тебя смотрю с недоброй думой,

Я лишь на людях зла — и неспроста:

Боюсь, что нас коснется клевета.

Любовь да будет сокровенным кладом:

В нее никто пусть не проникнет взглядом!»

Внимая вести радостной такой,

Утратил Кайс рассудок и покой,

Упал в беспамятстве, как бы под сенью

Той стройной пальмы стал бесплотной тенью,

Не шевелился на одре земном, —

Решили, что заснул он мертвым сном.

Из глаз пролили на страдальца влагу,

Но юношу не привели ко благу.

Боясь, что больше нет его в живых

И что в убийстве заподозрят их,

Пустились в бегство те аравитяне,

Прервав свое веселье для стенаний.

Никто, помимо Кайса и Лайли,

Ни близко не остался, ни вдали.

Лайли к его склонилась изголовью,

Смотрела на недвижного с любовью,

Как бы шепча: «Страдал он день за днем,

Покуда не заснул последним сном.

Любви познал он смуту и тревогу,

Из-за любви он отдал душу богу».

День догорел. Маджнун раскрыл глаза —

Пред ним любимой вспыхнула краса.

Он зарыдал, — казалось, в день ненастный

С ресницы каждой хлынул ливень красный.

«Единственный! — услышал он Лайли. —

Ты — повесть, что влюбленные прочли.

Но как сознанья ты утратил звенья?

Кто дал тебе вино самозабвенья?»

Сказал: «Тобой, тобою мне дано

Беспамятства печальное вино!

Ты отвернулась от меня сначала,

Красноречивая, со мной молчала,

Ты руку сблизила с другой рукой,

Не я с тобой был рядом, а другой,

Ушла ты от подобных мне, смиренных,

Унизила меня в глазах презренных.

В конце концов ты сжалилась и вновь

Явила ласку мне, волнуя кровь.

Меня ты страстью напоила сладко,

Велев испить всю чашу без остатка.

Твои слова ожгли меня огнем,

Меня ты опьянила тем вином!

В беспамятство меня поверг твой пламень,

Что ж делать: я ведь человек, не камень!»

Лайли, услышав юноши ответ,

От счастья расцвела, как вешний цвет.

Сказала: «О души моей стремленье,

Моей бессильной плоти исцеленье!

Хотя ты изнемог из-за меня,

И в сердце твой ожог — из-за меня,

Мои сильнее боли и терзанья,

Еще о них не сказаны сказанья».

Постигнул Кайс отраду из отрад,

Обрадованный, поскакал назад.

ЛАЙЛИ И МАДЖНУН ЗАКЛЮЧАЮТ ДОГОВОР ВЕРНОСТИ И ПОДТВЕРЖДАЮТ ЕГО КЛЯТВАМИ

Та, кто прекрасное вгоняет в краску,

Чья красота напоминает сказку,

Родоначальница сладчайших нет,

Начала жизни радостный побег,

Та, кто завесой таинства одета,

Цветок весенний верности и света,

Лань, уловляющая смелых львов,

Та, кто приводит в трепет смельчаков,

Из-за которой, оборвав глаголы,

Перестают молиться богомолы,

Из-за которой движутся на торг

Любовь, самоубийство и восторг,

Кто, поглядев, Иран сжигает взглядом,

Для глаз аравитян сверкает садом,

Чьи звон запястий, золото тесьмы

В смятение приводят все умы,

Кто страстной песней, мудрым ли рассказом

Рассудок возмутит, похитит разум, —

То есть Лайли, в чью прелесть влюблены

Не только Кайс — безумцы всей страны,

Увидела, что Кайса дух и тело —

Любовь, которой в мире нет предела,

Чья верность — драгоценное литье:

Не нужен пробный камень для нее.

Когда он утром к ней приехал снова,

В нем верности открылась ей основа,

Она его желала, ей была

Его улыбка — родником тепла,

О счастье весть в его ловила взоре,

Поведала слова о договоре,

Чтоб их союз упрочить навсегда

И боль его развеять без следа:

«Клянусь глазами чистоты нетленной,

Что проникают в тайны всей вселенной;

Клянусь могучей мудростью сердец,

Познавших дней начало и конец,

Изведавших сокровища творенья,

Постигших прозорливцев озаренья;

Клянусь я тем, кто странствует в пыли,

От родины и от друзей вдали;

Клянусь я каждой пери черноокой,

Как лунный свет — прекрасной и далекой;

Клянусь мечтой, скрепившей наш союз;

Как мудрые советуют — клянусь,

Что на земле не зародится сила,

Чтобы меня с тобою разлучила,

Что не погаснет память о тебе

В моей душе, да и в моей судьбе;

Что в сей обители печали буду

Я без тебя печалиться повсюду;

Что мне милее кончить жизнь, скорбя,

Чем долго жить с другим, забыв тебя;

Что, если выбрать можно мне свободно,

Мне изо всех тебя избрать угодно;

Что будет мне как враг иль как чужой

Тот, кто с тобою покривит душой;

Что только ты — мой свет, моя отрада,

Что без тебя мне и друзей не надо;

Что мне никто не нужен на земле,

Пока в земле не лягу я во мгле;

Союз, что нас отныне сопрягает,

Меня от всех тем самым отторгает

Любовь к тебе да будет той казной,

Что хватит мне в юдоли сей земной».

Когда Лайли, верна и беспорочна,

Себя связала договором прочно,

Она, лишь Кайса видя пред собой,

Пошла отныне узкою тропой:

Лишь в Кайсе жизни поняла значенье,

Провозгласив от прочих отреченье.

На шее ожерельем стал ей друг,

Оторвала подол от прочих рук.

К ней утром Кайс шаги направил снова,

Верблюдицу в степи оставил снова,

Восславил день вчерашний: тем трудней

Была, сказал он, ночь разлуки с ней.

Вот сумерки упали на окрестность.