Читаем Избранные произведения полностью

Вживе рассекла на тысячу кусков.


Гибну я, а ты смеешься в отдаленье,


Весело блистая жемчугом зубов.


Если бы хоть раз еще тебя увидеть,


Был бы я тогда и смерть принять готов.


Исцели! Вернись, полна благоволенья,


Иль убей меня лучом своих зрачков!


Мне нельзя прийти в твой тихий переулок,


Там теперь открытый путь моих врагов.


Часто снится мне: верхом ко мне ты скачешь,


Нарастает звук серебряных подков.


Плача, я искал тебя.. И блещут слезы


На тропе твоих покинутых садов.


Нет, чтобы сносить твою несправедливость,


Сердцем, как гранит, я должен быть суров.


Как серьгу, Джами в ушную мочку века


Вдел газель в подвесках драгоценных слов.



121


Толпа сбегается глядеть на пышный караван луны.


Глядеть не в силах я один: душа и плоть мои больны.


Вокруг нее толпа зевак, выходит на дорогу всяк.


Я робко, издали, бедняк, бросаю взгляд со стороны.


А я глашатаем, рабом бежал бы пред ее конем,


Где перекрестки целый день толпою праздной стеснены.


Одежду разорвав свою, я одиноко слезы лью;


Так плачут люди, чьи сердца потерей близких сражены.


Не знает яркая свеча, что я не сплю из-за нее.


Что ж не сказали ей о том созвездья вечной вышины?


Пред ней открыта грудь моя, пусть рану в сердце нанесет,


Пусть трижды рану нанесет, пока не бросит меч в ножны.


Нет! Горестная быль Джами не тронула ее души, —


Хоть плачут, слыша эту боль, граниты каменной стены.



122


Утесы каменные стон мой отзывным стоном потрясет;


От слез моих на глине темной тюльпан багряный расцветет.


Ручьем мои струятся слезы по следу твоего коня,


И не унять мне эти слезы который день, который год...


Что мне осталось в горькой доле? В груди нетихнущая боль.


И эта боль живое сердце вот-вот на части разорвет.


Ты, душу взявши в долг, сказала: «Я поцелуем заплачу».


Душа из плена не вернется, и платы срок не настает.


Во сне глубоком целовал я уста и родинку твою...


Не оттого ль и лихорадка мне обметала бледный рот?


Вчера бутон в саду хвалился, что он нежнее губ твоих,


Боюсь — за хвастовство такое сегодня град его побьет.


Смотри: луною двухнедельной взят, как невольник, в плен Джами.


Всё, что собрал он за полвека, она, как собственность, берет.



123


Мне чуждой стала медресе, и ханака мне не нужна.


Обителью молитв моих отныне стала мейхана.


В окружье зикра — голоса дервишей не влекут меня,


Спешу под сень, где най звучит, где песня пьяная слышна.


Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?


Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.


Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?


Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.


Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал


Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна!


Сложи крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи:


Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.


Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!


Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.



124


Я пьян — целую ручку чаши или кувшина основанье,


Средь пьяниц — малых и великих — с утра свершая возлиянье.


Мне вместо четок во сто зерен дай леденец — к вину заедку,


И не тащи меня поститься из дома, где весь век — гулянье.


Изумлено любовью нашей, сегодня время позабыло


О мотыльке, свече, о розе и соловье повествованья.


Что мне возобновлять с тобою мое старинное знакомство?


Я для тебя лишен достоинств, чужак исполнен обаянья!


Юродивого дразнят дети, им на потеху он бранится,


Но камни, что в меня бросаешь, не удостою я вниманья.


Тот день, когда тебя служанка причесывала перед свадьбой,


Принес для тысяч душ влюбленных невыносимые терзанья.


Джами, лишь тот любить достоин, кто сердцем мужествен, как воин.


Так будь же тверд, готов и жизнью пожертвовать без колебанья.



125


Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на розах щек,


Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток.


Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе,


Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток.


У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих,


Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог.


Всюду, где на тропинку сада упадала твоя слеза,


То живая роза раскрылась, то нарцисса сладкий цветок.


Словно редкие перлы — слезы — для ушных подвесок твоих


На изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок.


Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви,


Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.



126


Сокровищницу жемчужин в саду раскрывает град.


Короной главу кипариса перловый венчает град.


Порвались ангелов четки, и вот — мрача высоту —


Гремучий, как зерна четок, с небес ниспадает град.


Вчера цветы распустились на персиковых ветвях,


Но в ярости цвет сбивает и ветви ломает град.


Ты скажешь: «Птенцы попугая заполонят луга,


Коль сам попугай небесный, как яйца, бросает град».


Напрасно высунул ирис язык свой, чтоб розу хвалить, —


Ему в своем гневе ревнивом язык отшибает град.


Ведь перлы рождает море, но ты на потоки взгляни:


Как будто бурное море из перлов рождает град.


Влюбленный неосторожный, своей мишенью избрав


В саду красавицу розу, ее убивает град.


Вспузырился пруд под ливнем, как лавка стекольщика он,


В которую, обезумев, камнями швыряет град.


Тюльпан весенний алеет, как раскаленный горн, —


Свое серебро для расплава в него подсыпает град.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги