Две капли упали с неба, и первая — чистый перл,
Вторая — круглая льдинка, что расточает град.
Та первая — слово Джами, а вторая — соперника речь,
Когда в поединке словесном стихов заблистает град.
127
Безумец, сраженный любовью к тебе, таится в руине любой.
Пред яркой свечой лица твоего луна — мотылек ночной.
Все горе Якуба малой равно частице моих скорбей,
Юсуфа цветущая красота ничто пред твоей красотой.
Живое сердце, живая душа не для себя нам даны.
Всё, что дано нам, мы тратим в пути к далекой встрече с тобой.
Пусть я коснулся дерзкой рукой родинки черной твоей, —
За зернышко бедного муравья грешно растоптать ногой.
И пусть у нас разрушится дом, спасибо свету любви,
Что есть у нас обиталище мук на улице бедствий глухой.
Нет потерявшим сердце свое дороги в твой радостный град:
Темной разлуки нам доля дана да пыль руины пустой.
Выпив глоток из кубка тоски, сознанье Джами потерял;
Горе, коль кравчий ему поднесет полный кубок такой.
128
Последний раз теперь ожги клеймом железным грудь мою!
Быть может, я в ожоге том бальзам целебный изопью.
И пусть очистится навек душа от злобы и вражды;
Очищу ль в сердце и тогда тоску старинную свою?
Внемли молению любви, пройди, султанша красоты,
И скорбь мою, и боль мою перед тобой я изолью.
А это сердце — дверь казны, ее пронзили сотни стрел!
Жемчужины на жалах их, как слезы, я от всех таю.
Ты это сердце, как свою сокровищницу, сбереги,
Цари своих сокровищ дверь должны отстаивать в бою.
Как птица, в сеть вовлечена приманкой малого зерна,
Душа вступила в плоть мою, увидев родинку твою.
Ты кровью сердца, о Джами, пиши крылатую газель,
Чтобы любимая тебе вняла, как роза соловью.
129
Говорю: «Ты вернее Христа воскрешаешь устами людей».
Говорит мне в ответ красота: «Стой! Не стоишь ты ласки моей!»
Говорю ей: «Душа-соловей из твоих улетит ли тенет?»
Говорит: «Знаешь кудри мои? Есть ли в мире тенета прочней?»
Говорю: «Я вместилище бед. Как свирель, я стенаю, скорбя».
Говорит: «Ты стенаешь иль нет, не доходит твой стон до ушей».
Говорю: «Нестерпимо сечет ливень боли из тучи тоски!»
Говорит: «Ну, а травы?.. Гляди! Не отрава — прохлада дождей!»
Говорю: «Мое сердце — в крови. Исцели! Эту цель прострели!»
Говорит: «О бальзаме таком и мечтать, неразумный, не смей!»
Говорю: «Если счастья не дашь, так оставь хоть печаль о тебе».
Говорит: «Если правду сказать, мог бы в просьбах ты быть поскромней!»
— «Сокровенный свой клад, — говорю, ты б махраму доверить могла!»
«Не махрам ты, Джами, говорит, — уходи-ка ты прочь поскорей!»
130
Для небесной красоты пост суровый не годится.
Не предписаны посты для луны и для денницы.
Пери, таешь на глазах, а с тобой — сердца влюбленных.
Преступленье прекрати, положи посту границы!
Стали мы с тобой тонки, словно месяц в новолунье,
От разлуки я иссох, ты с поста худа, как спица.
Пз-за мыслей о тебе ошибаюсь я в молитвах.
Где — гяур, где — пост святой?! В голове не совместится!
Не волнуйся, если ты пост нарушишь ненароком
За тебя постимся мы, этот грех тебе простится!
Кроме думы о тебе не вкушает сердце пищи.
Не отыщешь на земле лучших способов поститься!
Сладких вин не жди, Джами! Кровь и слезы — твой напиток.
Трудный пост да завершит эта горькая водица!
131
Кто в нарядной кабе выступает, сверкая шелками?
В смуту мир повергает, в безумие страсти и пламя?
Смертоносными стрелами глаз, кровожадный гяур,
Не она ль больше тысячи брешей пробила в исламе?
Там, где солнце ее воссияло, луна не взойдет,
А взойдет — так немедля померкнет в заслуженном сраме.
Сердце, волю утратив, далеко направил я шаг,
Хоть на каждом шагу ненавидим другими сердцами.
Камень — тот, что в меня запустили ее сторожа, —
Исцелил мой недуг Лекарь! Я не нуждаюсь в бальзаме!
Взгляда острым ножом отворила мне жилу души,
И течет моя кровь все безудержнее, все упрямей...
Ты погублен, Джами! Где бы ты ни пригубил вина,
Лалы губ ее вспомнив, ты чашу ласкаешь устами.
132
О, бедный странник в Городе Красот!
Он кровью сердца молча изойдет.
Я поражен недугом, и врачам
Не исцелить недуг жестокий тот.
Влюбленный — книга мудрая любви.
У книжника — в любви всегда просчет.
Подобных мне в подлунной не найдешь.
Никто тебе подобной не найдет!
Пускай шумит на улице твоей
Соперников вооруженный сброд, —
Как сладкозвучный соловей, Джами
Весну твою достойно воспоет
133
Ты ветки роз прелестней несравненно,
Собой любуйся — столь ты совершенна!
Что проку пред тобой лежать в пыли?
Поверх земли твой взор парит надменно.
Тебя скрываю от чужих?.. Так что ж?..
Зенице ока я ль не знаю цену?
Он рядом, друг... В неведенье своем
Напрасно мы блуждаем по Вселенной.
Небесный Лев, по мне, отнюдь не Пес,
А для тебя я только пес презренный!
Джами — твой верный раб. Я не из тех,
Чье имя — вероломство и измена.
134
Кто я, навек утративший покой, —
Смиренный странник на стезе мирской?
Но каждый вздох мой порождает пламя,
И сон бежит меня в ночи глухой.
Лелею в сердце я посев печали,
И нет заботы у меня другой.
Любовь моя к тебе судьбу сгубила,
О, сжалься над загубленной судьбой!
Как локоны твои, мой дух расстроен,
В моей душе — все чувства вразнобой.
Так не вини меня в моих поступках!
Взгляни: я так ничтожен пред тобой.