Читаем Избранные произведения полностью

Ведь и не каждый друг — наперсник тайны,


В дверь эту не войдет никто случайный.


Жил некто, от любви с душой больной,


Всё время говоривший сам с собой;


Истории, одна другой чудесней,


Он сочинял, слагал стихи и песни,


О солнце, о луне повествовал,


О розе в гиацинтах покрывал;


То в песне кипарис он славил стройный,


То плакал над колючкой недостойной.


Пришел к нему невежда поболтать


И стал певца сурово осуждать.


Сказал: «Ты, друг, в огне любви сгораешь,


Что ж ты любовь свою не прославляешь?


Вниманье повседневному даришь,


О низменных явленьях говоришь».


А тот: «Тебе чужда тоска влюбленных,


И ты не знаешь языка влюбленных!


Ведь Солнцем я зову любовь мою,


От посвященных смысла не таю.


Цветком зову ланиты золотые,


А гиацинтом — локоны густые.


А кипарис — то стан ее прямой,


Я сам — колючка под ее ногой.


Ты повесть только о любви одной


Услышишь, коль язык изучишь мой».



КРАСОТА САЛАМАНА ДОСТИГАЕТ ВСЕСТОРОННЕГО СОВЕРШЕНСТВА. У АВСАЛЬ ВОЗНИКАЕТ ЛЮБОВЬ К НЕМУ, И ОНА ПРИБЕГАЕТ К УЛОВКАМ, ЧТОБЫ ПЛЕНИТЬ САЛАМАНА


Петь Саламана беден мой язык,


Когда он дивной зрелости достиг.


Он — кипарис, величие обретший,


Сад утонченности, весной расцветший.


Сперва он был незрелым, но, когда


Настало время зрелости плода,


Абсаль его всем сердцем возжелала,


К запретному плоду стремиться стала.


Но плод на верхней ветке вырастал,


Ее аркан плода не доставал.


И начала она — хитро и смело —


Свою красу подчеркивать умело.


То завитки, как мускусную мглу,


Распустит по лилейному челу,


То, темный волос разделив пробором,


Украсится невиданным убором,


То черной басмой в горнице своей


Наложит тетиву на лук бровей,


То подведет глаза свои сурьмою,


Неся смятенье миру и покою.


Ланитам придавала блеск румян,


Чтоб утерял терпенье Саламан.


И родинку искусно подводила,


И птицу сердца родинкой манила.


Всегда смеялась, весело шутя,


Зубов прекрасных жемчугом блестя.


То рукава повыше закатает,


Мол, дело делать ей рукав мешает,


То бегает проворно, хлопоча,


Браслетами-хальхалями бренча,


Чтобы от их колдующего звона


Ему постыли царство и корона.


Все дни она — заманчиво мила —


Перед глазами у него была.


Ведь женской прелести очарованье


Через глаза рождает в нас желанье.



РАССКАЗ О ЗУЛЕЙХЕ, СДЕЛАВШЕЙ НА СТЕНАХ СВОЕГО ДВОРЦА ИЗОБРАЖЕНИЯ СВОЕГО ЛИЦА, ЧТОБЫ ЮСУФ, КУДА НИ ПОСМОТРЕЛ, УВИДЕЛ ЕЕ ЛИЦО И ПОЧУВСТВОВАЛ К НЕЙ ВЛЕЧЕНИЕ


Для Зулейхи построен был дворец


Белей суфийских искренних сердец.


Резьбою там не украшали стены,


Зеркальной чистотой блистали стены.


Художника она велела звать


И облик свой на стенах написать.


И стены зал — на всем их протяженье


Покрыли сплошь ее изображенья.


Тогда она Юсуфа позвала,


Чадру с лица красивого сняла.


Он взглядом от соблазна отвращался,


Но всюду вновь с лицом ее встречался.


От прелести ее и от речей


Возникло у него влеченье к ней.


Решил исполнить он ее желанье


И с нею утолить свое желанье.


Но разум доводы ему явил


И в чистоте душевной утвердил.


Юсуф желаемого не коснулся,


Ушел до срока — и не оглянулся.



УЛОВКИ АБСАЛЬ ДЕЙСТВУЮТ НА САЛАМАНА, И ОН НАЧИНАЕТ ОЩУЩАТЬ СКЛОННОСТЬ К НЕЙ


И Саламан — хоть он и скромен был,


Хоть в помыслах он чистоту хранил —


Почувствовал: он взглядом в сердце ранен,


Косою мускусною заарканен.


Он чувствовал: сломил терпенье в нем


Изогнутых бровей ее излом.


Стал горек мед от смеха уст медовых,


И потерял он сон в ее оковах.


Он неотступно в тишине ночной


Ее воображал перед собой.


Он перед этой родинкою черной


Погибнуть был готов душой покорной.


От беспокойных локонов ее


Он потерял спокойствие свое.


Так, молча, страстью он воспламенялся,


Но в глубине душевной устрашался.


«Не дай, господь! — молился он в тиши. —


Ведь это гибель для моей души!


Люблю... Но, с ней любви вкусив, я знаю,


Величие и сан я потеряю.


Ведь счастье, что пройдет в конце концов,


Не кыбла для надежды мудрецов».



РАССКАЗ О СЛЕПОЙ ВОРОНЕ НА БЕРЕГУ СОЛЕНОГО МОРЯ, КОТОРОЙ ЦАПЛЯ ПРЕДЛАГАЛА ПРЕСНУЮ ВОДУ, НО ТА НЕ ПРИНЯЛА ЕЕ


Ворона стала слепнуть и от горя


Решила доживать свой век у моря;


Морскую воду горькую пила


И к той воде привычку обрела.


Однажды к морю прилетела цапля,


Как с облаков добра участья капля.


И над вороной сжалилась она,


Что ей вода морская солона.


Сказала цапля: «Ты не брезгуй мною,


Я пресной напою тебя водою!


Ведь про запас имеется всегда


В моем зобу прохладная вода».


— «Друг, я боюсь, — ответила ворона, —


Что потеряю вкус к воде соленой.


Коль жажду пресной утолю водой,


Пить не смогу потом воды морской.


Ты улетишь, а я, полуслепая,


Останусь тут, от жажды погибая.


Уж лучше с горькой быть водой в ладу,


Чтоб горшую не испытать беду!»



АБСАЛЬ ПРИХОДИТ К САЛАМАНУ, И ОНИ ПРЕДАЮТСЯ НАСЛАЖДЕНИЮ


Так он сгорал, томился; и тогда


Взошла Абсаль счастливая звезда.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги