На старинной остзейской гравюреЖизнь минувшая отражена:Копьеносец стоит в карауле,И принцесса глядит из окна.И слуга молодой и веселыйВ торбу корм подсыпает коню,И сидят на мешках мукомолы,И король примеряет броню.Это все происходит на фоне,Где скелеты ведут хоровод,Где художник заранее понял,Что никто от беды не уйдет.Там, на заднем убийственном планеТащит черт короля-мертвеца,И, крутясь, вырывается пламяИз готических окон дворца.И по древу ползет, как по стеблю,Исполинский червец гробовой,И с небес, расшибаясь о землю,Боги сыпятся — им не впервой.Там смешение быта и бреда,Там в обнимку — Чума и Война;Пивоварам, ландскнехтам, поэтам —Всем капут, и каюк, и хана.…А мальчишка глядит на подснежник,Позабыв про пустую суму,И с лицом исхудалым и нежнымПоселянка склонилась к нему.Средь кончин и печалей несметных,Средь горящих дворцов и лачугЛишь они безусловно бессмертныИ не втиснуты в дьявольский круг.