— Все! Теперь веди к золоту! — требовательно заявил он и глянул на старика выжидающе. Взгляд мальчишки изменился, стал жестким и колючим. Черное зло, растворенное в воде, уже начало оказывать действие. Старик вспомнил, как предыдущий хозяин избушки, передавший ему секрет, предупреждал его: «Ты почти бессмертен, никто и ничто не в силах тебя убить. Все раны будут заживать мгновенно, едва ты окунешься в омут. Но помни: только кровный родственник может отнять твою жизнь, а вместе с ней и твою силу. Он станет вдвое сильней тебя, а ты отправишься в пекельное царство как недостойный и будешь вечно гореть там, исходя черным ядовитым дымом. Передавая секрет родичу, будь осторожен, не зли его». Зря он тогда ему это сказал, потому и не прожил долго. Старик сейчас уже и не помнил, почему решил убить своего учителя. Кажется, просто любопытно было проверить, действительно ли он способен забрать жизнь у бессмертного и правда ли, что от этого удвоится сила? Да, глупо, конечно, и сейчас старик это понимал. Но тогда, несмышленый, оглушенный ощущением безграничного могущества, он жаждал доказательства и получил его. Старый учитель стал первой жертвой, которая была принесена им Стерегущему — хозяину омута. Тот остался доволен новым помощником, даже явился ему однажды безлунной ночью и посмотрел на него бездонными дырами глаз, огромный и такой черный, что даже ночное небо казалось бледным рядом с ним. Старик, будучи тогда еще совсем молодым и крепким парнем, упал на колени, поклонившись ему всем своим существом, еще не зная при этом, что поклонился самому Чернобогу — однажды и навсегда.
— Что, оглох? Ты обещал! — Сердитый окрик мальчишки выдернул старика из воспоминаний. Из его сына определенно получится неплохой ученик. Вот только старик не станет совершать ошибку своего бывшего учителя, не скажет ничего о бессмертии и о том, что убить его сможет лишь тот, в ком течет родная кровь, и заберет при этом всю его силу. Вдруг мальчишка, как когда-то он сам, захочет это проверить? Сейчас, правда, старик видит его насквозь. Тот все еще мечтает поскорее узнать, где находится клад, а потом будет требовать отпустить его друзей. Но это пока. Пройдет еще немного времени, и он забудет, что у него вообще были друзья. Даже увидев их, не узнает — от выпитой воды зрение искажается. Приятели и подруги чудовищами почудятся. Только его, старика, и будет признавать — для того старик специально заговор на воду нашептал. Заговоры у него крепкие выходили. Прошлые искатели клада воду из омута за самогон приняли, опьянели даже. Вот весело было! Вспомнив, что устроили в избушке его последние гости, старик тихонько захихикал. Забавно было наблюдать, как они перепугались. Сами же, своими руками, друг друга перебили, думая, что воюют с чертями и кикиморами болотными.
Так и с Борисом будет. Увидит вместо друзей нечисть безобразную, порешит всех до единого, а потом разделает их тела и подвесит для просушки к стропилам в погребе. Водица заговоренная, пропитанная мощью Чернобога, подарит ему силу нечеловеческую, и прихлопнет он всех шестерых, как лягушек. Потом-то, к утру ближе, прозреет, конечно, осознает, что натворил, да уж поздно будет. Как говорится, сделанного не воротишь. Придется смириться ему с поступком своим страшным, и легче будет судьбу свою новую принять. Ведь не знает он еще, что в подполье не «лосятина» под потолком висит. Не знает еще, чем придется ему многие годы кормить Стерегущего. Не знает, что и нечисть, повсюду беснующуюся, всю жизнь подкармливать будет и бояться при этом, чтоб самого не сожрали. Эти упыри да кикиморы — жуть, злющие какие! Того и гляди, набросятся всем скопом, и Стерегущий спасти не успеет. За ними глаз да глаз нужен. Вот и приходится следить, чтоб со спины не подобрались, шугануть их успеть вовремя. А лучше куском жирным задобрить, чтоб отстали. Но, бывает, что нет лишнего куска, особенно после зимы. Вот это время самое опасное. Однако старик привык, и этот мальчишка привыкнет. Нелегкое это дело — сокровищем несметным владеть! Но, увидев лишь раз богатство такое, никогда уже отказаться от него не сможешь.
— Пойдем! — Старик хлопнул задремавшего Бориса по колену. — Пора.
Три часа ночи — самое время для судьбоносных перемен. Старик часов в доме не имел, но этот особый момент чуял безошибочно. Наступила самая темная и глухая часть ночи. Длилась она недолго — через пару часов уж забрезжит рассвет. Зато тьма в это время становилась полновластной хозяйкой, покровительствуя всем, сроднившимся с ней. Таким, как он.