Изгнанницы

– Британии стоило бы проявить мудрость и вспомнить о восстании американских колоний, прежде чем она потеряет остатки того расположения, которым пока еще пользуется в мире.

Хейзел рассеянно ему улыбнулась.

«Не спеши, – думала она про себя. – Действуй тоньше».

Хотя какая уж тут дипломатия. Когда Руби соскользнула с камня, отправившись на поиски веток, собираясь соорудить очередной домик для фей, Хейзел повернулась к доктору:

– Мне нужно рассказать тебе о том, что произошло в твое отсутствие.

– Ах да, – произнес он, устраиваясь поудобнее. – Про дяденьку, который заболел.

Она вздохнула.

– Угадай, кого я увидела возле Руби в саду, когда десять дней назад вернулась с пристани?

– Не знаю. Ну и кого?

– Дэнни Бака. Он держал в руке нож и сказал, что убьет Руби, а надо мной угрожал учинить насилие.

Глаза доктора расширились.

– Боже милостивый, Хейзел!

– Помнишь тот куст, что растет у крыльца? – продолжила она. – Его еще называют ангельскими трубами.

– Тот, что с длинными розовыми цветами?

– Ага. Его сок ядовит. В больших количествах может привести к смерти.

– Не знал этого. Неужели может?

– Ну да. И… в общем… уже привел.

Данн посмотрел ей в глаза.

– Вот, значит, как?

– Да. – Поскольку собеседник молчал, Хейзел добавила: – Мы вызвали полицию, и они забрали труп. Растение обладает наркотическим эффектом, с ним нередко перебарщивают.

– Ясно. – Доктор выдохнул через нос. – Боже милостивый! – повторил он.

Они немного посидели в тишине, наблюдая за тем, как Руби разламывает малюсенькие палочки пополам и складывает их в кучки. Хейзел пыталась понять, что сейчас чувствует Данн. Ужас? Смятение? Да разве тут угадаешь.

– И знаешь, я не… – Она запнулась, тщательно подбирая слова. – Я нисколько не жалею о содеянном.

Данн медленно кивнул. А девушка продолжила:

– Мне стало легче оттого, что его больше нет. Ты меня осуждаешь?

Он вздохнул, запуская руки себе в волосы.

– Послушай, я просто восхищен твоей отвагой. По-моему, ты молодец. Не растерялась, спасла жизнь и себе, и Руби. Мне только жаль, что меня не было рядом.

Он потянулся к Хейзел, и она позволила взять себя за руку. Посмотрела вниз на Руби, склонившуюся над густо растущими в траве цветами, а потом снова на Данна, на завитки его темных волос возле ушей, аккуратно подстриженную бороду и пушистые ресницы. Прислушалась к глухому реву морской воды, извергавшейся из пещер.

Хейзел нерешительно провела рукой по предплечью доктора. Он неловко развернулся к ней, опрокинув стоявшую между ними тарелку с сыром и кусочками яблок. Потянувшись обеими руками к его лицу, она притянула доктора к себе. Почувствовала его кожу, такую теплую под бородой, вдохнула его сладкое, яблоневое дыхание. Губы Данна нашли губы девушки, руки погрузились в ее все еще не отросшие волосы. Закрыв глаза, она вдыхала его в себя.

– Мамуля, давай сделаем венок! – прокричала бежавшая к ним Руби, сжимая в руке охапку маргариток.

Когда Хейзел отстранилась от Данна, она почувствовала себя так же, как и когда впервые ступила на твердую землю после четырех месяцев плавания. Нетвердо стоящей на ногах, растерянной, оказавшейся в новом зыбком мире.

Закончив плести венок из маргариток, Хейзел сидела на камне, а Данн тем временем помогал Руби сооружать на полянке внизу деревеньку для фей. Пока свет за горой понемногу меркнул, девушка смотрела на острые зеленоватые скалы, выраставшие из моря. Как же далеко от родного дома закинула ее судьба, как долго она сюда добиралась! Сменила продуваемый ветрами Глазго на нутро невольничьего судна, а его – на тюрьму на другом конце света. А теперь вот оказалась в домике из песчаника в городке на границе цивилизации, где могла свободно заниматься своим любимым делом – лечить людей. И еще быть матерью для ребенка, который в ней нуждался. Жить в мире и согласии с мужчиной, в которого она, вполне может статься, начинала потихоньку влюбляться.

Она подумала о том, что спасло ее в тяжелые минуты. Вспомнила, как смотрела «Бурю» в парке Келвингроув. «Я ведь жил да поживал на луне». Как Эванджелина учила ее читать. Неожиданную щедрость Олив и дружескую поддержку Мэйв. Отзывчивость Данна. Руби – то светлое, что пересилило горе, обещание, которое она непременно сдержит, но вот только Эванджелина этого уже не увидит. Может, Хейзел спасла Руби от смерти, а может, девочка и сама бы выжила. Трудно сказать. Но Хейзел точно знала, что ее жизнь изменилась именно благодаря присутствию в ней Руби.

Девушка начинала верить, что срослась с этим одновременно ужасным и прекрасным местом, с его построенными каторжниками особняками, непроходимым бушем и диковинными животными. С эвкалиптами с их наполовину осыпавшейся корой и пушистой листвой, с оранжевым лишайником, расползающимся по скалам раскаленной лавой. Она теперь здесь тоже своя. Пустила в эту землю корни. Тянется ветвями к небу. Кольца внутри ствола крепкие, как камень. Хейзел чувствовала себя древней, прожившей целую вечность старухой, хотя ей было всего девятнадцать. Перед ней лентой разворачивалась вся ее дальнейшая жизнь.

Руби