Изгнанницы

Руби бывала однажды в Мельбурне, ездила туда на летние каникулы, но она и представить себе не могла города столь неохватного и беспорядочно разросшегося, как Лондон, чьи северная и южная части были разрезаны надвое извилистым руслом Темзы и соединены полудюжиной мостов. (Она с удивлением обнаружила, что Лондонский мост, знакомый ей по детскому стишку, стоит себе целехонький.) Руби поселилась в пансионе на Уимпол-стрит, где делила комнату с еще одной протеже доктора Гаррет – молодой женщиной из Озерного края, семья которой пребывала в уверенности, что она служит камеристкой. Как отметила доктор Гаррет, когда Руби только приехала, она фактически была единственной из ее учениц, чьи родители поддержали желание дочери стать врачом.

– Как мне представляется, несмотря на все безусловные тяготы и лишения, жизнь в Новом Свете позволяет обитателям колоний пользоваться некоторой свободой. Социальная иерархия там насаждается с меньшей жесткостью. Вы согласны с такой оценкой?

– Не знаю, – ответила Руби. – Мне трудно судить, поскольку я никогда не жила в каком-то другом мире.

– Ну, теперь поживете в Англии – и сами все увидите, – сказала доктор Гаррет.

В свободное время Руби исследовала лондонские достопримечательности: от Британского музея до собора Святого Павла, от зеленеющих парков до шумных чайных. Она попробовала клубничный лимонад и жареную рыбу с картошкой на открытом рынке Ковент-Гарден. Посетила постановку «Бури» в театре «Лицеум» и шоу на трапеции в увеселительном саду Северного Вулвича. Во время одной из таких вылазок девушка вдруг поняла, что стоит перед внушительной каменной крепостью, Ньюгейтской тюрьмой, и вспомнила рассказы Олив, подруги своей матери, о жизни за ее воротами: о том, как она познакомилась там с Эванджелиной Стоукс, как их обеих приговорили к высылке в колонию и как молодые женщины оказались на одном корабле. Как новаторски настроенная квакерша раздавала заключенным Библии и вешала им на шеи оловянные жетоны, один из которых, завернутый в старый носовой платок, Руби привезла с собой в Лондон.

В последнюю неделю своего ученичества у доктора Гаррет Руби посетила сиротский приют. Стоило ей войти в ворота, как голова вдруг резко закружилась.

Руби толком не помнила то время, что совсем еще крохой провела в Королевской школе-приюте в Ньютауне. Однако сейчас девушку вдруг захлестнуло такой волной паники, что ей показалось, она вот-вот потеряет сознание.

Доктор Гаррет, сопровождавшая в тот день свою подопечную, бросила на нее испытующий взгляд:

– Мисс Данн, вы в порядке? Что случилось?

– Я… сама не знаю.

– Давайте присядем на минутку.

Расположившись по настоянию своей спутницы на диванчике в холле, Руби попыталась опознать чувства, нахлынувшие на нее словно бы из ниоткуда: предощущение чего-то ужасного, непонятная тревога, безотчетный страх.

– Ваше состояние вполне естественно, – сказала доктор Гаррет. – Вас ребенком забрали у матери, и это запечатлелось где-то на уровне подсознания. – Она похлопала девушку по руке. – Но, как говорится, нет худа без добра. Вы на собственном опыте знаете, каково это – чувствовать себя брошенной. И это поможет вам работать с уязвимыми группами населения. Далекие колонии вроде Австралии нуждаются в таких компетентных врачах, как вы, мисс Данн.

Уже через два дня Руби должна была отправиться обратно на Тасманию. Но перед отъездом у нее оставалось еще одно дело. И вот она стояла перед домом мужчины, чей носовой платок с монограммой двадцать восемь лет тому назад добрался аж до самой Австралии. За последние несколько месяцев девушка с полудюжины раз прогулялась по этому району, пытаясь набраться смелости, чтобы встретиться с этим человеком.

Кремово-белая краска на особняке местами стерлась, а под навесом крыльца и вовсе облупилась, как и покрытая киноварью дверь. Живая изгородь по обе стороны ворот пожухла. Между камней дорожки торчали сорняки.

Руби нажала на звонок и услышала раздавшуюся внутри дома трель.

Девушка чувствовала себя неуютно. После непродолжительного ожидания дверь открылась, и на пороге появился мужчина.

– Да? Чем могу помочь, мисс? – спросил он, моргнув от ударившего в глаза света.

На попятный идти было поздно.

– Прошу прощения, не здесь ли проживает мистер Сесил Уитстон?

– Да, это я и есть.

На вид мужчине было немного за пятьдесят. Волосы у него на висках серебрились. Худощавый, с резко очерченными скулами и немного запавшими карими глазами. Руби вдруг пришло в голову, что он, скорее всего, когда-то был очень хорош собой, хотя сейчас выглядел несколько тщедушным, а кожа на его лице напоминала сморщенный персик.

А потом, словно сфокусировав линзу микроскопа, девушка заметила их сходство. Те же волнистые каштановые волосы, одинаковые карие глаза, тонкая кость. Форма губ. Совпал даже бессознательный жест: оба одинаково вскидывали подбородок.