(Забегая вперед, скажем, что всю свою жизнь Руби проживет в Австралии, и дни ее будут хлопотливыми и насыщенными. Она станет помогать доктору Данну вести практику, точно так же, как и он сам помогал своему отцу много лет назад. Встретит мужчину и выйдет за него замуж. У них родятся две дочери, Элизабет и Эванджелина, и обе они будут учиться в первом в Австралии медицинском колледже, который в 1890 году откроет свои двери женщинам. А в последний год XIX века они вместе с еще девятью коллегами-единомышленницами учредят в Мельбурне Женскую больницу имени королевы Виктории.)
Руби не питала иллюзий относительно места, куда возвращалась: это была молодая колония на другом конце света, пустившая корни в украденную землю, душившая уже существовавшую до нее жизнь и процветающая за счет дармового каторжного труда. Она вспомнила туземную девочку Матинну, что призраком бродила по Хобарту в тщетных попытках отыскать место, которое могла бы назвать своим домом. Подумала о ссыльных женщинах, которых стыдили, принуждая к молчанию, пока они изо всех сил пытались избавиться от позорного клейма прошлого – клейма, вписанного в саму ткань современного общества. А еще ей на память пришло замечание доктора Гаррет относительно разницы в социальных иерархиях Старого и Нового Света. Говоря по правде, на Тасмании Хейзел добилась для себя такой жизни, которая была бы попросту недостижима в Великобритании, где обстоятельства рождения почти наверняка определили бы канву ее будущего.
Руби обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на этого мужчину, Сесила Уитстона, которому была обязана своим существованием. Таким он и останется в ее памяти: растерянно замешкавшимся на пороге, одна нога снаружи, другая внутри. Как же много было дано ему изначально, и как мало он сделал сам. Если Руби вдруг вернется в Лондон через пять, десять, двадцать лет, она будет знать, где его найти.
Она подумала обо всех знакомых ей женщинах, которые ничего просто так не получали в этом мире, о тех, на кого смотрели с презрением и предубеждением и кому приходилось бороться за каждый кусок хлеба. Руби пришло на ум, что на самом деле у нее было много матерей: Эванджелина, подарившая ей жизнь; Хейзел, эту жизнь спасшая; Олив и Мэйв, вскормившие и воспитавшие ее. И даже доктор Гаррет, в каком-то смысле. Каждая из них незримо существовала внутри нее и останется с нею навсегда. Они были кольцами того дерева, о котором постоянно твердила Хейзел, ракушками в ее ожерелье.
Руби вздернула подбородок и бросила последний взгляд на Сесила. Он зашел внутрь особняка и захлопнул за собой дверь.
А она отправилась своей дорогой.
Благодарности
На мой взгляд, пытаться точно определить, что именно послужило толчком к написанию того или иного романа, – затея довольно бессмысленная. Литераторы часто черпают вдохновение как в сознательном, так и в бессознательном; творческая фантазия подпитывается множеством событий, представлений и воззрений, а также произведениями искусства, музыкой и кинофильмами, путешествиями и семейными преданиями. Только закончив работу над «Изгнанницами», я поняла, что, рассказывая эту историю, обращалась к трем различных отрезкам собственной биографии: шести поворотным для меня неделям, которые я провела в Австралии, когда мне было двадцать с небольшим; нескольким месяцам, в течение которых я опрашивала матерей и дочерей для книги, посвященной проблемам феминизма; и своему опыту преподавания в женской тюрьме.
Когда в бытность свою студенткой, живущей в Виргинии, я узнала, что местный Ротари-клуб финансирует учебные стажировки в Австралии, то ухватилась за такую возможность обеими руками. Я была безумно увлечена этой страной с тех пор, как мой отец, историк по специальности, целый год преподававший в Мельбурне, отдал мне свой испещренный пометкам экземпляр книги Роберта Хьюза «Роковой берег: Эпос об основании Австралии» (Robert Hughes.