Вдруг Эванджелина поняла, что слышит какой-то странный шум. Затем раздался вскрик. Она стояла в напряженном ожидании и прислушивалась. Над головой громко хлопал грот-парус. Вода с плеском лизала нос корабля.
А потом отчаянный женский голос:
– Прекрати! Отцепись от меня!
Хейзел. Это точно была она.
Эванджелина закинула постиранное белье на линь, вытерла руки о юбку и огляделась. Вокруг никого. И вот опять: тот же вскрик. Она поспешила, как только могла, на правый борт, откуда, как ей показалось, и доносился звук, но путь ей преградила стопка ящиков. Эванджелина развернулась и, держась за ограждение, двинулась в обход, вдоль левого борта. Впереди в зернистой тьме показались две фигуры.
Подойдя ближе, Эванджелина с ужасом поняла, что, собственно, видит: Хейзел в несуразной, совершенно немыслимой позе – сама перегнулась через бочку, платье расстегнуто до талии и задрано до бедер, а голова скручена набок – и стоящего позади нее мужчину. Эванджелине понадобилась всего лишь секунда, чтобы осознать, что матрос сжимает в кулаке красный шнурок, обвивавший шею девушки, и туго его стягивает.
Оглянувшись, Эванджелина заметила деревянный шест с латунным крюком на конце, который использовался для крепления парусов. Схватила его.
– А ну, отвали от нее!
Мужчина повернулся в ее сторону. Это был Бак.
– Не будь дурой, – огрызнулся он. – Куда лезешь с пузом?
Эванджелина подняла шест над головой.
Отпустив Хейзел, которая сползла вниз, хватая ртом воздух, моряк пошел на Эванджелину, и та увидела блеск лезвия, переливающуюся рукоятку. Нож Хейзел. Должно быть, Бак отобрал его у девушки.
Эванджелина слепо двинулась навстречу мужчине, размахивая шестом. Бак пытался ухватить его свободной рукой, несколько раз промахнулся, но потом все-таки поймал за конец и дернул на себя, сваливая противницу с ног. Пока он наступал на нее, Эванджелина видела, как Хейзел у него за спиной опрокинула бочку набок и теперь катила ее перед собой обеими руками. Бочка ударила Бака под колени. Моряк потерял равновесие, нож вылетел из его руки и заскользил по палубе. Эванджелина, не раздумывая, кинулась за ним и обхватила пальцами рукоятку.
Бак неуклюже поднялся на ноги.
Выставив нож перед собой, Эванджелина повернулась к нему лицом.
– А ну, отдай. – Бак бросился к ней, и она, не глядя, пырнула ножом в его сторону, ухитрившись разрезать обидчику запястье и предплечье, когда он потянулся за ножом. – Сука! – выплюнул матрос, баюкая свою поврежденную руку. Кровь из раны так и хлестала. Бак бестолково метался туда-сюда, словно раненое животное, ругался и подвывал, пытаясь остановить кровотечение.
– Скорее! – прокричала Эванджелина Хейзел. – Зови на помощь!
Хейзел одернула платье и исчезла.
Бак осел на колени. Его белая рубашка пропиталась кровью. Эванджелина стояла над ним с ножом в руке, собрав всю свою выдержку до последней капли, чтобы не напасть на него снова. Ее аж потряхивало от ярости. Эванджелина рассвирепела не на шутку, и дело было не в одном только Баке. Это стало последней каплей: она пришла в бешенство, вспомнив всех тех моряков и стражников, которые обращались с заключенными хуже, чем с рабынями, распуская руки и проявляя жестокость. Она была сыта по горло их оскорбительными выкриками, повседневной грубостью и извечной заносчивостью. А еще она вдруг поняла, что донельзя зла на Сесила. Он просто забавлялся, пользовался наивной девушкой, чтобы потешить свое самолюбие. Его восторг при виде бабушкиного рубина на пальце Эванджелины был всего лишь эгоистичным потаканием собственным прихотям, поводом полюбоваться двумя блестящими побрякушками сразу – хорошенькой гувернанткой и кольцом.
Теперь Бак стонал, зажимая рану здоровой рукой. Эванджелина с безразличием смотрела, как он нянчит свою руку, словно маленький мальчик. Вскоре послышался стук шагов по палубе; из-за угла показался врач, а за ним – двое матросов с мушкетами. Они остановились, открыв рты, при виде женщины на сносях, которая держала нож, стоя над окровавленным матросом на перепачканной кровью палубе.
– Я заберу это, мисс Стоукс, – сказал доктор Данн, протягивая руку.
Эванджелина отдала ему нож, и врач передал его одному из матросов.
– Сними рубаху и разорви ее на полоски, – приказал Данн другому, и тот безропотно ему подчинился.
Они молча смотрели, как доктор опустился перед Баком на колени, сделал жгут и перевязал рану. Закончив, качнулся на пятках и повернулся к стоящему рядом матросу:
– Есть кто в карцере?
– Сейчас никого.
– В кандалы его и вниз.
– Это она меня пырнула, – запротестовал Бак, вытянув перебинтованную руку.
– Воспрепятствовав нападению, насколько я понимаю.
– Да ладно вам, док, – пожал плечами Бак. – Я просто хотел немного повеселиться. Тихо, мирно.
– Не очень-то и мирно. Только посмотрите на себя, – парировал Данн.
– Удивительно, что ты вообще жива, – часом позже сказала Олив, помогая Хейзел устроиться на ночь.
– Все благодаря ей. – Хейзел кивнула на Эванджелину, которая лежала на своей койке, опираясь на локоть.
Олив подоткнула подруге одеяло.