Они миновали двухэтажные дома из песчаника, маленькие аккуратные хижины, лачуги с односкатными крышами, которые выглядели так, будто их сколотили за один день. По шпалерам вились розы, а вишневые деревья были покрыты цветами всевозможных оттенков розового. Утренний воздух пах торфом и свежестью. Хейзел вглядывалась вперед, в высокие скалистые утесы горы, которую она видела из гавани. Ее вершина была затянута облаками. По обе стороны дороги росли деревья с розовато-серой корой, которая напоминала ей состриженную овечью шерсть. Девушка опешила, увидев за оградами садов каких-то странных, похожих на птиц существ. Выше человеческого роста, с продолговатыми телами, они с гордым видом расхаживали туда-сюда на худых ногах и поклевывали себе что-то в грязи.
Через некоторое время длинная вереница женщин спустилась в долину. Солнце вяло выскользнуло из-за облаков, пока они шли мимо деревянных хибар, лесопилки, пивоварни. Стайка зеленых птичек густым, едва ли не комариным роем, со свистом пронеслась над их головами. Грязь здесь была глубже; притоптанная впереди идущими женщинами, она все равно чавкала под ногами, просачивалась в ботинки Хейзел. После стольких месяцев плавания вся эта ходьба казалась странной и неестественной. Ноги ныли, ступни горели. Девушку мучила жажда, и одновременно ей хотелось в туалет.
Олив похлопала Хейзел по руке:
– Ты только глянь.
С поля, с расстояния ярдов в сто, на них таращилась группа стоявших на задних ногах животных – крупных, коричневой масти, с оленьими мордами и кроличьими ушами. Один зверь развернулся и попрыгал прочь, а за ним скачками, словно бы выпавшие из корзины мячики, последовали остальные.
– Ничего себе! – выдохнула Хейзел. Это место было куда более удивительным, чем она осмеливалась себе вообразить.
Они продолжали движение. Девушка на какое-то время погрузилась в свои мысли, а потом вдруг поняла, что до слуха ее доносится какое-то невнятное чавканье, а следом, несколькими мгновениями позже, в ноздри ударила ужасная вонь. Хейзел посмотрела вниз: они пересекали маленький мостик через речушку, наполненную нечистотами. Туда-сюда – то в воду, то из воды – шныряли серые крысы.
Олив подтолкнула подругу сзади.
– Глаза подними.
Прямо перед ними, в тени горы, вырастала из земли лишенная окон крепость. Солдат во главе колонны постучал по огромным деревянным воротам. Когда те открылись, он рявкнул на заключенных, велев им и детям выстроиться в два ряда. Они начали медленно, гуськом заходить внутрь.
У противоположного конца пустынного внутреннего двора стояли худой, облаченный в синий мундир мужчина с бакенбардами и женщина в черном, застегнутом до самой шеи платье. За их спинами три женщины в бесформенной тюремной одежде подметали гравий. Одна из них, с заплетенными в косу седыми волосами, бросила работать и смотрела, как на территорию тюрьмы заходят по одной новые заключенные. Когда Хейзел встретилась с ней глазами, она приложила к губам палец.
Висела зловещая тишина, нарушаемая только бряцаньем котелка и далеким стуком от рубки дров.
Когда во двор зашла последняя ссыльная, а ворота были закрыты и заперты, мужчина с бакенбардами выступил вперед.
– Меня зовут мистер Хатчинсон, и я комендант женской тюрьмы, вернее, фабрики «Каскады», – завел он высоким козлиным голосом, – а это миссис Хатчинсон, надзирательница. На время вашего содержания здесь вы попадаете в наше подчинение. – Он переминался с ноги на ногу, говоря так тихо, что заключенные подались вперед, стараясь ничего не упустить. – Ваши личные вещи будут изъяты и возвращены по освобождении, если только их не сожгут, сочтя слишком грязными. От вас ожидаются неизменное соблюдение образцовой чистоты и беспрекословное послушание. Вы обязаны посещать ежедневные богослужения, которые проводятся в восемь часов утра, после завтрака, и в восемь часов вечера, после ужина. Опоздания и неявки повлекут за собой суровые наказания. Сквернословие и курение считаются еще более серьезными проступками. Мы убеждены, что поддержание тишины предупреждает беспорядки и подавляет дурные наклонности. Разговаривать, смеяться, свистеть и петь строго воспрещается. За нарушение этого правила полагается наказание.
Хейзел осмотрелась украдкой. Сырой двор был погружен в тень, испещрен лужами. Пахло плесенью. Окружавшие их стены поднимались на двадцать футов. Руби захныкала. Пеленка девочки намокла и провисла, а ее саму надо бы покормить.
– На основании вашего приговора, отчетов о вашем поведении, составленных судовым врачом, и данных нами характеристик вас определят в одну из трех категорий. Тем из вас, кто продемонстрирует примерное поведение и достойные манеры, а также обладает полезными навыками или умениями, будет пожалована привилегия выходить за пределы тюрьмы и работать в домах и на коммерческих предприятиях свободных поселенцев.
Олив ткнула Хейзел в спину.
– Тоже мне привилегия, – фыркнула она. – Пахать, как ломовым лошадям, и терпеть обращение хуже, чем с собаками.