Изгнанницы

Хейзел привыкла в Глазго к суровым зимам. Квартирка, которую она делила с матерью, была сырой и продувалась насквозь; ветер проникал внутрь через щель под входной дверью и сквозь трещины в оконной раме. Но по большей части умеренный климат Земли Ван-Димена обманул ее, заставив думать, что и зима здесь тоже будет мягкой. Однако наступившие холода оказались просто зверскими, и это оказалось для девушки потрясением.

В то июльское утро, когда Хейзел присоединилась к группе женщин, которым дозволялось работать вне стен тюрьмы, погода стояла тоскливая и ветреная. Булыжники были скользкими ото льда; небо – белым с вкраплениями серого, цвета грязного снега. Заключенные стояли, словно лошади, в два ряда, переступая на месте ногами. В воздух поднимался пар от их дыхания. Когда открыли ворота, в них вошло с дюжину свободных поселенцев; их теплые пальто и шерстяные шапки являли разительный контраст с тонкими платьями и накидками заключенных.

Хейзел аккуратно убрала волосы назад, умыла лицо. Надела чистый белый передник поверх серого платья, а плечи прикрыла шалью. Мэйв сказала ей, что у заключенной, которая прилично выглядит и демонстрирует учтивые манеры, гораздо больше шансов заполучить теплое местечко. Разумеется, нет никаких гарантий, что в роскошном особняке к тебе станут относиться по-доброму, однако условия работы там всяко получше. Бывало, что прислуге даже перепадало кое-что сверх положенного: еда, одежда, обувь. Может, хозяева отдадут ей какую-нибудь ненужную игрушку или книжку для Руби.

Поселенцы прохаживались по рядам взад-вперед, задавая вопросы:

– Что ты умеешь? Стряпать? Шить?

– Да, сэр. Служила и простой кухаркой, и горничной.

– Я работала на ферме, мэм. Умею стирать и гладить. Доить коров и сбивать масло.

Пухленькая немолодая женщина в темно-синем платье, тяжелом пальто и меховой шапочке задержалась было перед Хейзел, но потом все-таки проследовала дальше. Однако немного погодя вернулась.

– Как тебя зовут?

– Хейзел Фергюсон, мэм.

– Не видела тебя раньше. Куда тебя направили в последний раз?

Женщина держалась надменно. Хейзел подумала, что она уж точно не из числа бывших заключенных.

– Я работала в яслях, мэм.

– У тебя есть ребенок?

– Дочь. Сейчас она в Королевской школе – приюте для сирот.

– На вид тебе не дашь и…

– Мне семнадцать, – не стала скрывать Хейзел.

Женщина кивнула. И поинтересовалась:

– Что ты умеешь?

Девушка пожевала губу. Мэйв говорила, что нянечки и повитухи никому не нужны; в таких делах ссыльным не доверяли.

– Могу работать горничной, мэм. И просто служанкой.

– Стиркой заниматься приходилось?

– Да.

– А на кухне когда-нибудь работала?

– Да, мэм, – соврала Хейзел.

Нанимательница постучала по губам двумя пальцами.

– Меня зовут миссис Крейн, я экономка в доме губернатора Хобарта. У меня высокие требования к ведению хозяйства. Не терплю расхлябанности и дурных выходок. Я понятно выражаюсь?

– Да, мэм.

– Я здесь сегодня только потому, что мне пришлось уволить последнюю горничную из осужденных. Откровенно говоря, я бы предпочла не связываться с заключенными, но тут уж ничего не поделаешь. Свободных поселенцев попросту не хватает. – Она подняла руку, и к ней поспешила надзирательница.

– С этой не должно быть никаких проблем, миссис Крейн, – сказала она. – На нее прежде ни разу не жаловались.

Хейзел проследовала за экономкой на улицу, к запряженной лошадьми пролетке с ярко-синими сиденьями. Гора Веллингтон, чьи очертания неясно вырисовывались в вышине, была покрыта снегом.

– Сегодня сядешь напротив меня, – грубо бросила миссис Крейн. – Начиная с завтрашнего дня будешь выезжать затемно на телеге вместе с другими горничными из числа заключенных.

Хейзел не ездила в настоящей повозке с шести лет, с тех самых пор, когда мать, устроив дочери единственные в жизни каникулы, свозила ее в прибрежную деревню Трун. В повозке тогда с ними был еще один человек, мужчина. Изо рта у него несло спиртным, и он все время клал руку на коленку матери. Та пообещала Хейзел, что они вдвоем будут лакомиться булочками и пирожными с кремом в чайной и подолгу гулять по живописному побережью, но все закончилось тем, что девочка постоянно торчала, трясясь от холода, на ветреном берегу, пока ее мамаша со своим новым приятелем, по ее же выражению, «осматривали магазинчики».

Очередное разочарование. Однако, насколько Хейзел помнила, та повозка была симпатичной.

Сейчас же она сидела подле миссис Крейн, стараясь не ежиться в своей тонкой шали.